Общества неравенства

В совокупности эти факторы объясняют, почему социалистические и социал-демократические партии практически исчезли с избирательной шахматной доски на Востоке. Польша является хрестоматийным примером: там в настоящее время борьба идет между консервативными либералами из Гражданской платформы (PO) и консервативными националистами из партии «Право и справедливость» (PiS). Обе партии достаточно консервативны в экономическом плане, особенно в вопросе фискальной прогрессивности, но PO изображает себя как проевропейская, в то время как PiS делает ставку на национализм, утверждая, что к Польше относятся как к стране второго сорта. Прежде всего, PiS защищает то, что считает традиционными польскими и католическими ценностями, включая противодействие абортам и однополым бракам, и отрицает любой польский антисемитизм или соучастие в Катастрофе (вплоть до того, что поиск доказательств обратного считается уголовным преступлением). Она также пытается установить контроль над СМИ и судами (которым, по мнению партии, угрожают либеральные ценности) и решительно выступает против любой иммиграции из-за пределов Европы. Кризис мигрантов 2015 года, когда Германия ненадолго открыла свои двери для сирийских беженцев, стал важным и показательным моментом в этой политической реконфигурации. Это позволило фракции PiS занять решительную позицию против предложения, которое в течение короткого времени рассматривалось лидерами ЕС, о введении квот на беженцев для всех стран-членов. Это также дало возможность напасть на PO, чей бывший лидер Дональд Туск стал президентом Европейского совета, как на вассала владык из Брюсселя, Берлина и Парижа. В то же время PiS не без успеха пыталась представить себя защитницей низшего и среднего классов, продвигая перераспределительную социальную политику и нападая на жесткость бюджетных правил ЕС. В конечном итоге, идеологическая позиция PiS в чем-то схожа с «социальным нативизмом», с которым мы уже сталкивались ранее при обсуждении Демократической партии в США в конце XIX – начале XX века, несмотря на многие различия, начиная с посткоммунистического разочарования. В любом случае, несомненно то, что противостояние консервативных националистов и консервативных либералов, которое мы также наблюдаем в Венгрии и других странах Восточной Европы, имеет мало общего с «традиционным» лево-правым конфликтом между социал-демократами и консерваторами, который определял политику в Западной Европе и США на протяжении большей части двадцатого века.

В четвертой части я более подробно рассмотрю эти политико-идеологические трансформации. Я считаю их важными для понимания эволюции неравенства и возможности воссоздания эгалитарной и перераспределительной коалиции в будущем. На данном этапе следует отметить, что столкновение между консервативными либералами и консервативными националистами – это не просто курьез посткоммунистической Восточной Европы. Это одна из возможных траекторий, по которой может двигаться политический конфликт во многих западных демократиях, как показывают последние события во Франции, Италии и США. В широком смысле, это одна из форм, которую может принять идеологический конфликт в обществах, где снижение социально-экономического неравенства не рассматривается, но открывается пространство для конфликта идентичностей. Единственный способ преодолеть такие противоречия – работать над созданием новой интернационалистской политической платформы для достижения большего равенства.

Глава 11 Гиперкапитализм. Между современностью и архаизмом

В прошлой главе мы рассмотрели роль коммунистических и посткоммунистических обществ в истории режимов неравенства, особенно в связи с возрождением неравенства с 1980-х годов. Современный мир является прямым следствием больших политико-идеологических преобразований, которые режимы неравенства пережили в течение двадцатого века. Падение коммунизма привело к определенному разочарованию в самой возможности справедливого общества. Разочарование привело к отступлению и защите национальной, этнической и религиозной идентичности; это разочарование должно быть преодолено. Конец колониализма породил новые, якобы менее неэгалитарные экономические отношения и миграционные потоки между различными регионами мира, но глобальная система остается иерархической и недостаточно социальной или демократической, и возникли новые противоречия как внутри стран, так и между ними. Наконец, проприетарная идеология вернулась в новой форме, которую я называю неопроприетарной, несмотря на многие различия между старой версией и новой. Но неопроприетарианский режим менее един и более хрупок, чем может показаться.