Общества неравенства

Я еще вернусь к этому снижению явки менее благополучных классов, которое имеет центральное значение для аргументации этой книги. В Соединенных Штатах она была довольно устойчивой на протяжении последних полувека. Во Франции и Великобритании она впервые проявилась в период 1990–2020 годов, после периода относительно эгалитарной явки избирателей с 1950 по 1990 годы. Естественно интерпретировать это изменение, предположив, что менее благополучные классы чувствовали себя менее представленными политическими партиями и предлагаемыми платформами во втором периоде, чем в первом. В этой связи поразительно отметить, что приход к власти «новых лейбористов» Тони Блэра в 1997–2010 годах и Французской социалистической партии в 1988–1993 и 1997–2002 годах совпал с особенно резким падением явки менее обеспеченных классов.

Обратите внимание, что приведенные здесь показатели явки основаны на количестве зарегистрированных избирателей (поскольку незарегистрированные избиратели обычно не учитываются в опросах после выборов). Из тех, кто теоретически имеет право голосовать, до 10 % обычно остаются незарегистрированными, и этот процент еще выше среди менее обеспеченных слоев населения, особенно среди афроамериканцев в США, которым мешают зарегистрироваться в некоторых штатах различные правила и процедуры (например, требования предоставить удостоверение личности или законы, исключающие из списков осужденных преступников). Французские опросы после выборов 2012 и 2017 годов включают данные, на основе которых можно продемонстрировать существование очень больших социальных предубеждений в отношении регистрации избирателей.

В конечном итоге, снижение явки менее обеспеченных классов в период 1990–2020 годов иллюстрирует один хороший аспект «классовой» структуры расслоения периода 1950–1980 годов. Абстрактно говоря, нет ничего хорошего или плохого в том, что политический конфликт организован по классовому принципу, когда одна партия или коалиция привлекает голоса наименее обеспеченных (по любому параметру: образование, доход или богатство), а другая – более обеспеченных. Можно даже утверждать, что избирательная система, разделенная исключительно по классовому признаку, свидетельствует об определенном провале демократии. Выборы в такой системе сводятся к столкновению антагонистических интересов и уже не отражают широкий спектр мнений и опыта. Заметим, однако, что классовые расколы периода 1950–1980 годов оставляли много места для различных индивидуальных траекторий и субъективностей: люди с самым низким уровнем образования, дохода и богатства в среднем чаще голосовали за левые партии, но эта связь была далеко не систематической.

Классовый электоральный конфликт имел, по крайней мере, одну положительную черту: он мобилизовал все социальные категории в равных пропорциях. Вопросы перераспределения были очень важной частью политических дебатов: это была эпоха государства всеобщего благосостояния, которое создало системы социального страхования и прогрессивного налогообложения. Левые и правые коалиции привнесли свой опыт и стремления. Было бы наивно называть возникший выбор полностью демократическим, поскольку в распределении политической власти и влияния сохранялось множество асимметрий. Тем не менее, в выборах участвовали все классы. В отличие от этого, в период 1990–2020 годов сложился электоральный режим конкурирующих элит. Социальные противоречия остаются в центре политического конфликта (поскольку одна коалиция привлекает голоса более образованных, а другая – самых высокооплачиваемых и богатых людей), но дебаты о перераспределении в значительной степени сошли на нет, а менее обеспеченные классы существенно снизили свое участие. Вряд ли это можно считать положительным моментом.

О развороте образовательного раскола: изобретение партии образованных