Примерно так обстояли дела, когда Франклин Д. Рузвельт, демократ, был избран президентом в 1932 году. На федеральном уровне, конечно, новая экономическая и социальная политика, принятая в рамках «Нового курса», принесла пользу как бедным чернокожим, так и бедным белым. Но Рузвельт продолжал опираться на демократов-сегрегационистов на Юге, где многим чернокожим было отказано в праве голоса. Первые послевыборные опросы, проведенные после президентских выборов 1948, 1952, 1956 и 1960 годов, показали, что чернокожие избиратели на Севере несколько чаще голосовали за демократов, чем за республиканцев. Лишь в 1960-е годы при администрациях Джона Кеннеди и Линдона Б. Джонсона демократы, отчасти против своей воли и под давлением активистов движения за гражданские права афроамериканцев, встали на сторону гражданских прав и заручились массовой поддержкой чернокожего электората. На всех президентских выборах с 1964 по 2016 год примерно 90 процентов чернокожих голосовали за кандидата от демократов. Мы даже находим пики выше 95 % в 1964 и 1968 годах, в разгар борьбы за гражданские права, а также в 2008 году, когда впервые был избран Барак Обама. Таким образом, Демократическая партия, которая была партией рабства до 1860-х годов, а затем партией расовой сегрегации до 1960-х годов, стала предпочтительной партией черного меньшинства (наряду с воздержавшимися).
Напротив, Республиканская партия, которая была партией, освободившей рабов, в 1960-х годах стала последним прибежищем тех, кому было трудно принять конец сегрегации и растущее этническое и расовое разнообразие Соединенных Штатов. После безрезультатной баллотировки Джорджа Уоллеса от третьей партии в 1968 году южные демократы, поддерживающие сегрегацию, начали медленную миграцию в Республиканскую партию. Несомненно, этот «расистский» голос (или «нативистский» голос, если использовать более нейтральный термин) сыграл важную роль в большинстве последующих побед республиканцев, особенно Ричарда Никсона в 1968 и 1972 годах, Рональда Рейгана в 1980 и 1984 годах и Трампа в 2016 году.
Глава 14
Социальный нативизм: постколониальная ловушка идентичности
В предыдущих главах мы рассмотрели трансформацию политических и электоральных расслоений в Великобритании, США и Франции после Второй мировой войны. В частности, мы увидели, как во всех трех странах «классовые» партийные системы периода 1950–1980 годов постепенно уступили место в период 1990–2020 годов системам множественных элит, в которых партия высокообразованных («браминские левые») и партия богатых и высокооплачиваемых («купеческие правые») чередовались у власти. Самый конец периода был отмечен усилением конфликта по поводу организации глобализации и европейского проекта, в результате которого относительно обеспеченные классы, в целом выступающие за сохранение статус-кво, столкнулись с обездоленными классами, которые все больше выступают против статус-кво и чьи законные чувства покинутости ловко эксплуатируются партиями, исповедующими различные националистические и антииммигрантские идеологии.
В этой главе мы начнем с проверки того, что эволюция, наблюдаемая в трех странах, изученных до сих пор, также может быть обнаружена в Германии, Швеции и практически во всех европейских и западных демократиях. Мы также проанализируем своеобразную структуру политических расколов в Восточной Европе (особенно в Польше). Это иллюстрирует важность посткоммунистического разочарования в трансформации партийных систем и возникновении социального нативизма, который можно рассматривать как следствие мира, который одновременно является посткоммунистическим и постколониальным. Мы рассмотрим, в какой степени возможно избежать ловушки социального нативизма и наметить форму социального федерализма, адаптированную к европейской ситуации. Затем мы изучим трансформацию политических расколов в незападных демократиях, в частности, в Индии и Бразилии. В обоих случаях мы найдем примеры незавершенного развития расколов классового типа, что поможет нам лучше понять как западные траектории, так и динамику глобального неравенства. Наконец, учитывая все эти уроки, в заключительной главе мы обратимся к элементам программы по созданию в транснациональной перспективе новых форм партиципаторного социализма для XXI века.
От рабочей партии к партии высокообразованных:
Сходства и различия