Общества неравенства

В 1793 году конвенция решила отказаться от этой логики: лоды должны были быть отменены без компенсации, чтобы пользователи земли стали полноправными собственниками, не будучи вынужденными платить выкупные платежи или ренту. Как никакая другая мера, это отражало стремление конвенции к перераспределению богатства. Но этот подход был относительно недолговечным (1793–1794 гг.). При Французской Директории (1795–1799) и еще больше при Французском Консульстве и Первой Французской Империи (17991814) новые лидеры страны восстановили имущественные цензы и другие более консервативные положения ранних этапов Революции. Тем не менее, они столкнулись с проблемами, когда дело дошло до отмены передачи прав собственности (путем прямой отмены домиков), принятой в 1793–1794 годах, поскольку заинтересованные крестьяне и другие бенефициары не собирались отказываться от своих новых прав без борьбы. В целом, говоря, многочисленные юридические повороты революционных лет привели к появлению большого количества судебных исков, которые занимали суды на протяжении большей части XIX века, особенно когда имущество продавалось или передавалось наследникам.

Можно ли поставить имущество на новое основание, не измерив его площадь?

Среди трудностей, с которыми столкнулась конвенция в 1793–1794 годах, наиболее проблематичным был тот факт, что термин lod очень часто появлялся в земельных контрактах в период Старого режима. Во многих договорах между сторонами, не имевшими дворянских или «феодальных» корней, это слово использовалось для обозначения платежа в обмен на право пользования землей, даже если он принимал форму квазиренты (обычно выплачиваемой ежеквартально или ежегодно), а не суммы, выплачиваемой только при переходе прав пользования. Таким образом, во многих случаях слово lod стало синонимом земельной ренты (rente foncière) или ренты в целом (loyer), независимо от ее точной формы.

При «лингвистическом» подходе, таким образом, можно было бы прямо экспроприировать недворянского (и не обязательно богатого) землевладельца, который просто арендовал землю, приобретенную за несколько лет до революции, но которому пришла в голову неудачная мысль использовать в договоре аренды слово lod или cens. Однако настоящий аристократ мог спокойно продолжать собирать значительные сеньориальные подати, полученные насильственным путем в феодальную эпоху, до тех пор, пока в его лексиконе, используемом в отношениях с крестьянами, вместо слов lod или cens употреблялись слова rente или loyer. Перед лицом такой вопиющей несправедливости революционные комитеты и трибуналы часто были вынуждены идти на попятную, так что никто уже не знал, каким новым принципам следовать.

Оглядываясь назад, конечно, можно представить себе другие возможные решения, которые позволили бы избежать подводных камней как «исторического», так и «лингвистического» подходов. Действительно ли можно было определить условия справедливого владения, не принимая во внимание неравенство владения, то есть не учитывая стоимость каждого имущества и размеры родовых владений? Другими словами, чтобы установить режим собственности на новой основе, приемлемой для большинства, не имело ли бы смысла рассматривать небольшие владения (например, участки, пригодные для семейной фермы) иначе, чем очень крупные владения (например, поместья, достаточно большие, чтобы содержать сотни или тысячи семейных ферм), независимо от словаря, используемого для обозначения вознаграждения в каждом случае (lods, rentes, loyers и так далее)? Поиск истоков при обращении к родовому правосудию не всегда является хорошей идеей. И даже если это иногда неизбежно, вероятно, лучше подумать о размере и социальной значимости затронутых состояний. Задача не из простых, но есть ли другой путь для ее решения?