Общественное мнение

Демократический идеал, в том виде, в каком его сформулировал Джефферсон, вобравший в себя представление об идеальном окружении и избранном классе, не противоречил политической науке того времени. Однако он противоречил реалиям. А поскольку этот идеал был сформулирован в абсолютных терминах, частично — под влиянием избытка чувств, а частично — в рамках избирательной кампании, то люди довольно быстро забыли, что эта теория изначально разрабатывалась для весьма конкретных условий. Она стала политическим евангелием и поставляла стереотипы, через призму которых американцы, вне зависимости от партийной принадлежности, смотрели на политику.

Это евангелие было создано в силу того, что во времена Джефферсона ни у кого не могло возникнуть общественного мнения, которое не было стихийным или субъективным. Поэтому демократическая традиция всегда стремится видеть такой мир, где люди интересуются исключительно теми делами, причинно-следственный механизм которых действует внутри региона их проживания. Никогда демократическая теория не возникала в контексте широкой и непредсказуемой среды. Она подобна вогнутому зеркалу. И хотя демократы понимают, что занимаются внешними делами, они абсолютно уверены в том, что любой контакт замкнутой группы с внешним миром несет угрозу демократии в ее изначальной форме. Это вполне обоснованный страх. Если демократия должна быть стихийной, то интересы демократии должны оставаться простыми, понятными и легко управляемыми. Условия должны приближаться к условиям изолированной сельской общины, где поступление информации обусловлено случайным опытом. Социальная среда должна ограничиваться рамками прямых и очевидных знаний каждого человека.

Демократ понял, что должен демонстрировать анализ общественного мнения. При взаимодействии с невидимой средой принимаются случайные решения, чего, по словам Аристотеля, не должно быть[305]. Поэтому он всегда старался как-то минимизировать значение этой невидимой среды. Он опасался иностранной торговли, поскольку она предполагает иностранные связи; не доверял мануфактурам, поскольку они вели к возникновению крупных городов и увеличению концентрации населения. Если же ему все-таки приходилось признавать факт существования мануфактур, то он стремился обеспечить свою независимость от них. Если демократ не обнаруживал этих условий в реальном мире, то мысленно устремлялся в отдаленные области и находил утопические сообщества, не контактирующие с внешним миром. В выдвигаемых им лозунгах проявляются его предрассудки. Демократ выступает за Самоуправление, Самоопределение, Независимость. Ни в одной из этих идей нет допущения о согласии или сообществе, выходящих за пределы самоуправляющихся групп. Область демократического действия ограничена. Внутри укрепленных границ необходимо было обрести самодостаточность и при этом избежать затруднений. Подобное правило едва ли применимо к внешней политике, так как жизнь за пределами государственных границ является более чуждой, чем жизнь, протекающая в их пределах. И, как показывает история, демократические правительства во внешней политике обычно должны были выбирать между величественной изоляцией и дипломатией, противоречащей их идеалам. В действительности, наиболее успешные демократии — Швейцария, Дания, Австралия, Новая Зеландия и Америка — вплоть до недавнего времени не вели внешней политики в европейском смысле этого понятия. Даже правило, подобное доктрине Монро[306], возникло в результате стремления создать на американском континенте защитную полосу из стран, которые были бы достаточно республиканскими, чтобы не иметь никакой внешней политики.

Если опасность является серьезным, возможно, абсолютно необходимым условием автократии[307], то безопасность рассматривается как необходимое условие функционирования демократии. Замкнутое сообщество основывается на идее минимальных волнений и беспокойств. Отсутствие безопасности предполагает возможность сюрпризов. Это означает, что существуют люди, которые влияют на твою жизнь, но которых ты не можешь контролировать и с которыми ты не можешь советоваться. Это также означает действие сил, нарушающих привычный ход событий, создающих новые проблемы, которые требуют быстрых и нетривиальных решений. Каждый демократ ощущает нутром, что опасные кризисы несовместимы с демократией, потому что ему известно, что, вследствие инерции масс, для принятия быстрых мер необходимо, чтобы решения принимались весьма небольшим числом людей и чтобы остальные слепо им подчинялись. Это не превратило демократов в непротивленцев, но при этом все войны, в которых участвовали демократические государства, велись ими во имя мира. Даже когда войны, по сути своей, были захватническими, то их искренне считали войнами в защиту цивилизации.