В настоящей работе мы значительное внимание уделили попыткам показать научную несостоятельность «официального марксизма». Но это ни в коем случае не значит, что он являлся просто злокозненной и вредоносной выдумкой. Он играл так сказать «техническую» роль, выражая и отражая – если не в науке, то в идеологии – реальные процессы социалистических преобразований, имевших место в Советском Союзе, и в этом качестве был явлением закономерным и необходимым. Да, сейчас его время прошло. Но он выполнял – и выполнил – важнейшие задачи консолидации и ориентирования общества, те задачи, с которыми научный марксизм, именно как научный, справиться не мог. Дело в том, что никакая научная теория, будучи именно научной, т.е. принципиально включающей как истину, так и заблуждения, в своем каноническом виде просто не может быть реально использована в качестве идеологической основы общественных преобразований. Вместо ориентации общества на возникающие новые и новые практически задачи, которые в полном объеме не может предусмотреть никакая теория, последняя неизменно оказывается для него прокрустовым ложем с соответствующими попытками «вытянуть» или «укоротить» реальную действительность согласно теории – со всеми вытекающими отсюда печальными последствиями (как это, кстати, и имело место на первых порах после социалистических революций и в России, и в Китае). Только преломившись в соответствии с реальными условиями в определенную идеологию, действительно отражающую интересы ведущих в данный момент социальных групп (а потому обладающую значительной гибкостью), научная теория может выполнять конструктивную роль4.
Поэтому классический марксизм как научная теория просто не мог в своем непосредственном виде стать идеологической основой конкретных социальных преобразований. Вообще идеология новой цивилизации никогда первоначально не формировалась именно в данном качестве. Она всегда возникала как одно из постоянно появляющихся различных идеологических течений и только затем приспосабливалась как наиболее подходящая для данной цели, иногда через много лет после появления. На примере используемых в этом качестве религий это особенно хорошо видно. Так, например, буддизм в своем классическом виде (хинаяна) не подходил для использования в качестве идеологического обеспечения феодального общества; соответственно возникла махаяна. Основные положения будущего христианства существовали в одной из иудаистских сект – общине есеев – порядка двухсот лет, прежде чем процессы в эллинистическом обществе востребовали соответствующую идеологию, и соответственно были приспособлены к новым условиям. При этом ранее христианство, уже само по себе будучи явлением идеологическим, не могло непосредственно стать идеологической основой феодальной «западной христианской цивилизации», оно должно было весьма существенно измениться соответственно интересам новой господствующей социальной группы, хотя и сохранило неприкосновенной свою догматическую основу. Равно и классический марксизм был разработан для западного общества, но оказался востребованным в качестве идеологии на его периферии – с соответствующими модификациями5.
Однако марксизм в своей основе – настоящая наука, а следовательно, адекватно отражает важнейшие моменты общественного развития, и в этом его непреходящая ценность, позволяющая ему развиваться далее, в будущем порождая идеологические течения уже в других модификациях, соответствующих новым общественным условиям, без которых о возникновении новых социалистических цивилизаций не может быть и речи. Но вот сама эта научная основа может быть создана только у нас, ибо только мы прошли тот путь, который должен найти в ней теоретическое воплощение – как в свое время классический марксизм как наука мог возникнуть только в «промышленно развитых странах» капиталистического Запада, хотя реальные плоды он дал лишь преломившись в идеологических конструкциях «официального марксизма» (сталинского «марксизма-ленинизма») в СССР и теории «социализма с китайской спецификой» («идей Мао Цзедуна» и «идей Ден Сяопина») в КНР.