Общество для Генри

– Я рассказываю, вы просто не слушаете. Значит, как дело было. Через проход от меня сидели муж и жена. Они начали выяснять отношения, но я не слушала. Он на нее орет, она – на него, все нормально. И вдруг он как врежет ей по физиономии!

– Боже! – с содроганием выговорил Уэнделл. Если кто-то из его предков и врезал кому-нибудь по физиономии, в семейных анналах это не сохранилось.

– Естественно, я поняла, что кому-то пора вмешаться. Нельзя лупить жен даже в поезде на Кони-Айленд, где вообще-то нравы свободные. Я встала и сказала, что ему должно быть стыдно, а он ответил таким словом, какого я не слышала с тех пор, как танцевала в варьете.

– Продолжайте, – слабо произнес Уэнделл.

– Ну, я огрела его сумочкой, и доложу вам, – сказала Кэлли, верно истолковав тихий стон своего родственника, – будь на моем месте королева Виктория, и услышь она, как этот тип меня обозвал, она бы поступила точно так же.

У Стикни судорожно заходил кадык.

– Продолжайте, – шепнул он.

– Не поверите, что было дальше. Что-то шмяк меня по голове! Оказывается, стерва, за которую я заступилась, заехала мне сумочкой. Ну есть в мире благодарность?

– И потом?

– Ну, тут пошло-поехало. Мы сцепились, зрители приняли кто мою, кто их сторону, и началась потасовка. К несчастью, с нами ехали два фараона, и не успела я оглянуться, как оказалась в кутузке. Забыла сказать, что по ходу дела сумочка раскрылась и все высыпалось на пол, поэтому мне пришлось просить у вас десятку.

Впервые за время рассказа Уэнделл немного просветлел. Нельзя сказать, чтобы он успокоился, но во всей этой мрачной истории проглянуло что-то обнадеживающее.

– Так они не заглянули в сумочку и не установили вашу личность?

– Нет, все разлетелось по полу.

– А там не было адресованных вам писем?

– Я ж говорю, даже если бы фараоны облазили весь вагон на карачках и все собрали, они бы не поняли, что чье.

– Ах! – облегченно вздохнул Уэнделл. Все-таки есть такая вещь, как семейное везенье.

– И вообще у меня в сумочке не было писем, только губная помада, пудра, портсигар и все такое. Кстати, о письмах. Одно из ваших попало сегодня утром в мои, и я забыла его отдать. Оно у меня в комнате. Кто такой Генри Параден? Живет в Англии в каком-то Эшби-холле.

В голосе Уэнделла прорезались почтительные нотки.

– Генри Параден – глава нашего рода.

– Тогда почему его фамилия не Стикни?

– Он принадлежит к одной из боковых ветвей.

– Это еще что значит?

– В начале девятнадцатого века Стикни и Парадены связали себя узами брака. Я сейчас не могу объяснить подробнее. Что он пишет?

– Зовет вас в гости.

– Это замечательно!

– Вы поедете?

– Конечно.

– Тогда я с вами.

– Невозможно!

– Почему? Будь вы женаты, вам бы полагалось ехать с женой. Вы холосты, поэтому берете с собой тетку. Когда едем?

Уэнделл задумался. Страшно подумать о том, чтобы ввести Кэлли в рафинированную атмосферу Эшби-холла, но еще страшнее – оставить ее в Нью-Йорке, где она того гляди угодит в кутузку, на этот раз – с документами. Какие фортели она бы ни выкидывала в Англии, как бы часто английская полиция ни забирала ее под стражу, пресса островного королевства вряд ли отведет ей больше абзаца на одной из последних полос. Он ответил, что намерен выехать как можно скорее.

– Вы правда хотите поехать?

– Меня домкратом не остановишь.

– Хорошо, но будьте осторожны.

– Что значит осторожны?

– Я думал об этих ваших историях. Пожалуйста, не рассказывайте их в Эшби-холле. Английские семьи очень разборчивы.

– Даже про Аллилуйиного деверя Эфраима? Ладно, как хотите. А жалко, они бы здорово поржали.

Глава четвертая

Часы над конюшней Эшби-холла пробили пять, и в тот же миг Джейн, сидевшая в шезлонге на лужайке, увидела в воротах такси. Дядя Генри вернулся из Лондона, где обедал с мистером Стикни. Миллионер предложил познакомиться, прежде чем он переедет в Эшби-холл.

Как всегда, когда надо было одеваться и ехать в Лондон, дядя Генри разнылся, что лучше вообще оставить эту затею, однако Джейн была непреклонна. Генри уехал, пожаловавшись, что чувствует себя как в старые времена, когда его вызывали к директору театра. Теперь он снова был бодр и весел. Обед пришелся ему по душе.

– Банкет, – сказал он. – Стикни оказал нам честь.

– Нам? – сказала Джейн, удивляясь, что он говорит о себе во множественном числе, как монарх или главный редактор в передовице.

– Он привез с собой тетку.

– Только не это!

– Откуда такой испуг?

– Это крах. Мы не сможем как следует принять богатую американку. Они привыкли к роскоши.

– Ну, у нас есть дворецкий, кухарка, старшая и младшая горничные. Не думаю, что в Букингемском дворце лучше. И потом, мне не показалось, что она богатая. Скорее бедная родственница. Но она не станет смотреть на нас свысока, даже если купается в деньгах. Она для этого слишком славная. Ты читала «Кентерберийские рассказы»?

– Ну, знаешь, то одно, то другое, все как-то недосуг… А что?

– Она напомнила мне Батскую ткачиху. Веселая и раскованная. Танцевала на сцене.

– Это обнадеживает.