— Как и все остальные люди со сверхурочной работой. После того как я оставил этих ребятишек, у меня была пара лет, чтобы подготовится к суициду. Я не хотел больше жить как человек застрявший между двух огней. Бесконечного сострадания и бесконечной подлости.
Уника поведал Фитцвилю как он скитался по городам Немоса, кусая торчков и алкоголиков. Это был единственный способ стравить слюну и не сломать чью-то жизнь. Одна зависимость на фоне другой — это могло сойти за оправдание. Самооправдание.
— Я врач. Был и остаюсь. Сознание моих жертв деградировало. Я пытался изучать образцы собственного яда, но так и не понял, что это такое. Это Шторм! Вот, что мне известно. Он взял мой Смертный грех Уныния и превратил его в реальную силу. Я употреблял наркотики, чтобы перебороть страх и безнадежность, а потом сам превратился в один из них. Иногда боль становилась настолько сильной, что я терял рассудок и нападал на цыхан и животных. Но чаще всего, — и мне за это невероятно стыдно, — кусал Спот.
— Она погибнет от ломки? — спросил Ретро.
— Нет. К счастью, Пятно совсем другое дело. Если дать ей время — она самостоятельно вылечит любую болезнь. К сожалению, мне не удалось скрываться достаточно долго.
И нелюдь продолжил рассказ. В начале каждой зимы Бритти впадал в спячку. Спот — тоже. Это наталкивало на мысль о прямом родстве головастиков с Немосскими тритонами, умеющими отращивать потерянные конечности. Самсон, он же Шестерка изо всех сил изображал, что дрыхнет без задних ног. Валятся, жрать консервы, и читать комиксы, для него было несложной задачей.
В одну из таких зим Уника не выдержал, и сорвался в путь оставляя троице приемных детишек только прощальное письмо. Он понимал, что те бросятся в погоню, но не мог предугадать, сколько времени есть в запасе. Единственным верным способом оторваться от них навсегда была петля, но… Проклятый страх! Визжащий инстинкт самосохранения!
В конце концов его поймали охотники за диковинками, и продали семье Гисбуди, где он, — о, судьба! — нашел свое призвание.
Тутмоз страдал от хронических заболеваний, был на пороге полной беспомощности, и каждый день его был борьбой с собственным организмом. Уника увидел в нем себя, и на вторую же ночь укусил. С тех пор он кусал тенебрийца почти ежедневно и начал усыхать сам, пока не превратился в полуразумную куколку.
— Это были прекрасное время, — с теплотой в голосе сказал Уника. — Я постоянно находился в полузабытье, будто новорожденный и не чувствовал боли. Совсем! К сожалению Гисбуди почувствовав точно такое же облегчение, решил посетить друга и… Девушку. Как же я подвел ее, наверное.
— Что есть, то есть.
— Проклятье! А писателя он тоже убил?
— Нет, до него у нашего сферического друга руки не дошли. Ну… не то, чтобы он вообще ими пользовался.
Уника покачал головой.
— Я не был готов ко всему этому. Никогда не был. Но разве я мог их бросить. Для них я был чем-то особенным, во всех смыслах. Они любили меня как отца и спасителя, а я любил их, пока не понял, что среди нас это чувство — не может быть здоровым. И своим попустительством развратил как минимум двоих.
Ретро молчал.
— Я вас хорошо понимаю, — сказал он, наконец. — Даже очень.
— Я уйду, — сказала Спот.
Они оба повернулись в ней.
— Я все поняла. Но сделай Бри одолжение, укуси его как меня. Пусть он тоже уйдет. Без боли.
Уника посмотрел на колыхающуюся тушу. Бритти слабо квакнул.
— Прости, — сказал Уника. — Вы всегда считали меня надежным тылом… Но теперь это все, что я могу для тебя сделать.
Он вонзил клыки.
— Что ты теперь будешь делать? — тихо спросила Спот.
Четверо странных посетителей «Два метра под землю» немигающими глазами глядя на полупустую бутылку джинна.
— Снова найду человека, которого смогу утешать в последние дни на земле, — отозвался Уника, натянув капюшон ниже. — А ты?
— Не знаю. У меня были кое-какие идеи. Ты уверен, что я не превращусь в слабоумную без укусов.
— Уверен. Прошло два года, а ты совсем не изменилась. Головастики все поправят, нужно только выбросить меня из головы. Раз и навсегда. Ты поняла?
Спот молчала.
Ретро замахнул стаканчик.
Самсон откусил от древней соленой гренки.
Под кем-то из четверых опасно затрещал стул, но трагедии не произошло. Как и в Радужном. Уника, кряхтя и снижаясь, смог уволочь с крыши двойной груз до неторопливого прибытия ГО.
— Ты поняла?
— Да пошел ты. Вали куда хочешь. Жестокий, трусливый… Можешь не беспокоится, ты для меня — мертв, как Бри. Даже мертвее. Его я буду хотя бы вспоминать.
Уника терпеливо выдохнул.
— Как я уже сказал, у тебя осталось не слишком много времени. Извини, что говорю это в лоб и без подготовки, но последние образцы лимфы, которые я забирал, показали, что головастиков надолго не хватит.
— И что тогда произойдет? Я снова превращусь в труп?
— Как и все мы со временем. Пойми, Шторм по какой-то причине, не стал вешать на тебя противовес полученной силе. Возможно у тебя есть какая-то миссия, выполнение которой ты успешно избегала, пока была с нами. Ты должна выйти в мир. Может быть, он давно тебя дожидается.
Уника помолчал.