Общество и его проблемы

Однако мы не собираемся писать энциклопедию или историю политических учений. Поэтому ограничимся уже приведенными произвольными примерами, иллюстрирующими тезис о том, что между фактуальными феноменами политического поведения и интерпретациями смысла этих феноменов обнаруживается мало общего. Один из вариантов выхода из данного затруднения состоит в том, чтобы всю проблематику смысла и интерпретации закрепить за политической философией как дисциплиной, отличной от политологии как таковой. Отметим при этом, что праздные и поверхностные спекуляции — спутник всякой философии. Мораль заключается в том, чтобы освободиться от всяческих доктрин подобного рода и держаться твердо установленных и проверяемых фактов.

Рекомендация простая и привлекательная. Но воспользоваться ею невозможно. Политические факты не суть нечто внешнее по отношению к человеческим стремлениям и суждениям. Измените восприятие людьми ценности существующих политических сил и форм, и последние также более или менее изменятся. Различные теории современной политической философии создаются не по ту сторону фактов, которые подлежат истолкованию; эти теории — суть обработка, амплификация избранных фрагментов, извлеченных из общей суммы фактов. Политические феномены порождаются и существуют благодаря изменчивым складу и привычкам человеческого поведения. Эти привычки далеко не полностью обусловлены разумными целями и сознательным выбором людей, они более или менее остаются вне контроля последних. Одни группы людей постоянно критикуют и пытаются изменить политические обычаи, тогда как другие группы

— активно поддерживают и оправдывают их. Поэтому предположение, что мы можем держаться положения дел de facto и нигде не прибегать к вопросам de jure, то есть вопросам «по какому праву», вопросам легитимности

— не более чем претенциозный самообман. И такие вопросы назревают, пока не оформятся в вопрос о природе государства как такового.

Альтернатива, с которой мы сталкиваемся, это не альтернатива между ограниченной фактами наукой, с одной стороны, и безудержной теоретической спекуляцией — с другой. Выбирать следует между слепыми, непродуманными пробами и ошибками, с одной стороны, и строго избирательным критицизмом, опирающимся на рациональный метод и осмысленные критерии — с другой.

Престиж математики и физики ныне огромен, и по праву. Но никакая методология не может избавиться от различия между фактами, которые как таковые независимы от человеческих пристрастий и устремлений, и фактами, которые до некоторой степени зависят от человеческих интересов и целей и могут изменяться в соответствие с изменениями последних. Чем искреннее мы апеллируем к фактам, тем большее значение приобретает различие между фактами, которые обусловливают человеческую деятельность, и фактами, которые сами ею обусловлены. По мере игнорирования данного различия социальная наука становится псевдонаукой. Политические идеи Джефферсона и Гамильтона — это не просто чистые теории, порожденные человеческим разумом безотносительно к фактам американской политической жизни. Они — суть выражение избирательно выделенных аспектов и групп такого рода фактов, но при этом и нечто большее: а именно, они суть те смысловые начала, которые придают форму этим фактам и будут впредь оформлять их тем или иным образом. Различие между теорией государства, рассматривающей его как инструмент защиты уже завоеванных индивидом прав, и теорией, которая видит функции государства в более справедливом распределении прав между индивидами, — это нечто большее, чем спекулятивно-теоретическое различие. Дело в том, что подобными теориями руководствуются и проводят их в жизнь законодатели-конгрессмены и судебные власти, что приводит на практике к различным фактическим последствиям.

Для меня несомненно, что практическое влияние философии Аристотеля, стоиков, Фомы Аквинского, Локка, Руссо, Канта и Гегеля зачастую сильно преувеличивалось по сравнению с влиянием обстоятельств самой жизни. Но степень их влиятельности не может быть должным образом оспорена на тех основаниях, которые иногда предлагаются, например, на том основании, что идеи оказались неэффективными, бессильными. Дело в том, что идеи принадлежат людям, которые суть телесные существа, и телесные процессы и структуры, благодаря которым воспринимаются идеи, неотделимы от телесных процессов, ответственных за выполнение действий. Мозг и мускулатура действуют совместно, и человеческий мозг — гораздо более важный объект социального познания, нежели мускульная система и органы чувств.