Общество и его проблемы

Свое классическое выражение данное «индивидуалистическое» движение обретает в великих свершениях французской революции, одним ударом разделавшейся со всеми видами ассоциаций, благодаря чему в теории индивид оказался оставленный «голым» один на один с государством. Однако, вряд ли бы ей удалось совершить нечто подобное, если бы не присутствие еще одного фактора, о котором следует сказать особо. Благодаря изобретению и применению новых механических приспособлений — например, линзы — стало возможным зарождение нового научного движения, поставившего в центр внимания инструменты, подобные рычагу и маятнику, — приспособления, применявшиеся человечеством уже давно, но никем до той поры не рассматривавшиеся в качестве отправных точек научной теории. Как предсказывал Бэкон, данное новое направление исследований дало жизнь великим экономическим преобразованиям. Оно сполна воздало должное инструментам, подведя человечество к изобретению машин. Механизация производства и коммерции обновила и социальные условия жизни, породив у индивида новые потребности и открыв перед ним новые возможности. Но существовавшие политико-правовые реалии мешали этим новым тенденциям заявить о себе в полную силу. Во всех областях жизни сказывалось влияние правовых ограничений на повсеместное стремление индивидов воспользоваться с пользой для себя новыми экономическими возможностями: тогдашнее законодательство служило тормозом свободному развитию производства и обмена. Устоявшаяся система взаимоотношений государств, интеллектуальным выражением которой являлась теория меркантилизма (опровержению этой последней было посвящено исследование Адама Смита «[Истинное] богатство наций»), препятствовала развитию международной торговли, а эти ограничения, в свою очередь, замедляли развитие промышленности внутри страны. Здесь действовала целая сеть унаследованных от феодализма запретов. Цены на труд и основные товары устанавливались не путем рыночного торга, а назначалась решением мировых судей. Развитие промышленности тормозилось наличием законов, регулирующих право выбора индивидами той или иной профессии, право поступления в подмастерья, а также миграции рабочих с одного места на другое и т. п.

Таким образом, страх перед правительством и — вызванное осознанием его враждебности развитию новых возможностей производства и распределения товаров и услуг — стремление ограничить сферу его деятельности получили новое мощное подтверждение. Возможно, влиятельность нового экономического движения только возрастала от того, что оно действовало не от лица индивида и его неотъемлемых прав, а выступало от имени самой природы. Экономические «законы» (устанавливающие, что труд обусловливается естественными потребностями и является средством создания богатства; предписывающие воздержание в настоящем ради будущих удовольствий — воздержание, ведущее к накоплению капитала, который, в свою очередь, служит дальнейшему увеличению богатства), свободная конкуренция и обмен, известные как законы предложения и спроса — все это «естественные» законы. Их противопоставляли законам политики как чему-то искусственному, как творению человека. Из традиционных понятий наименьшие сомнения вызывало представление о природе, благодаря чему природа и стала чем-то таким, к чему было принято постоянно взывать. Между тем, прежнее метафизические понятие естественного закона было преобразовано в экономическую концепцию; законы природы, преломившись сквозь призму человеческого естества, регулировали производство и обмен товарами и услугами; причем наибольшее социальное процветание и прогресс обеспечивался ими именно тогда, когда удавалось оградить их от вмешательства всех искусственных, то есть политических факторов. Мнение большинства не особо щепетильно в том, что касается соблюдения логической непротиворечивости. Экономическая теория laissez-faire, основанная на вере в благотворность действия естественных законов, ответственных за поддержание гармонии между личной прибылью и благом общества, с легкостью была превращена в составную часть учения о естественных правах. Практический смысл их был одним и тем же, наличие же логического соответствия между тем и другим никого не интересовало. Поэтому протест, исходящий от школы утилитаризма, поддерживавшей экономическую теорию естественного закона в экономике, но выступавшей против теорий естественного права, не помешал широкой общественности считать первое и второе двумя сторонами единого целого.