Читаем Общество любителей Агаты Кристи. Живой дневник полностью

Я открываю камеру, они спокойно позируют. Остальные сидят под тентом, смотрят. Вообще на улицах города много именно монахов-подростков. Они носят сумки для подаяний, а в жару – зонтики. Как потом выясняется, достигая определенного возраста, все мальчики проходят послушание, буддийские «сборы». Поэтому и много.

В храмах, если нет службы, пусто. Такова особенность буддийских культовых сооружений: никто не стоит над душой. Не контролирует, как у нас. И ты можешь спокойно побыть со своими мыслями. Без посредников.

Дневная жизнь Вьентьяна вяло течет у набережной. Лавки, кафе, массаж. На газоне местный художник продает желтые лотосы. «Французский» ресторан – для ленивых и нелюбопытных, по европейским ценам. Самые вкусные точки питания – вверх по течению. Там, где кончается асфальт и лежит красная пыль.

Закусочные стоят на деревянных сваях, над Меконгом – а кухня в доме, через дорогу. Мать варит, дети разносят. Пол щелястый, крыша из листьев. Суп из рыбы, но заказывать на одного глупо, поскольку подают лохань с половником и тарелки. Если приносят палочки, значит, блюдо китайское. Остальное едят обычными приборами – или руками. А под ногами река, цвета кофе с молоком. Колер суглинка, смываемого дождями в воду.

Обедать на реке – летнее, «пионерлагерное» наслаждение (тут вообще многое напоминает бесконечное лето 70-х). Слышно моторную лодку и как шипит на сковороде масло. Звон алюминиевой посуды. С реки тянет неуловимой прохладой, тиной. И непонятно, откуда запах, от воды или из тарелки.

К вечеру активность в «прибрежной» зоне затихает. Пара кафе, одна дискотека и две проститутки – вот и весь ассортимент. На пустых перекрестках дежурят моторикши.

– Тук-тук… леди… – таксисты зазывают в бордель.

– Фаранг делать бум-бум…

Жизнь кипит на Patuxai. Туда удобно ехать на велосипеде – по широким и пустым, как в Ташкенте, проспектам. Гигантская площадь лежит перед храмовым комплексом Pha That Luang, это символ нации, местный «кремль». В 1992 году изображение золотой ступы поместили на герб вместо серпа и молота. На подходе к храму надо купить птичку и выпустить ее в небо. Ими торгуют девочки, бизнес у них беспроигрышный: птичка наверняка вернется к хозяину.

В небе над площадью Patuxai чернеет циклопическая арка в национальных завитушках из бетона. Вокруг – музыкальные фонтаны. На лавках сотни, тысячи людей. Все вместе, юные мамаши с колясками, дети. Старухи. Подростки с пивом. Торговцы жареными бананами. Площадь освещена скудно, в полумраке мерцание множества пар глаз сливается в сумеречный отсвет. И ты просто растворяешься в коллективном «лао».

– Миса Леп! – Это Таван, машет рукой. Я залезаю к нему в кузов.

По вечерам Таван «бомбит» на тук-туке. В первый день он подбросил меня до гостиницы, мы познакомились. Беззаботный, безбытный человек – настоящий лао-хиппи – он не предлагал «бум-бум», как другие, и немного понимал по-английски.

Поэтому и запомнился.

Назавтра я собирался за город, в Будда-парк. И предложил Тавану свезти меня. Он сразу согласился. Пока мы договаривались, из ночи вывалилась ирландская троица, студенты. Им требовалась марихуана. Таван, как фокусник, выудил из-под сиденья пачку. Те долго собирали по рублю десять долларов – видимо, это была не первая ходка. «Take care, man», – долго и многозначительно прощались.

Наутро Таван пригнал к отелю отцовский «жигуль» с канистрой бензина в ногах. Мы тронулись. Он оказался неплохо экипирован – опиум, гашиш, марихуана. Хотя сам предпочитал амфетамины.

Я же оставался, как обычно.

Будда-парк оказался свалкой разнокалиберных скульптур на берегу Меконга. Такова была прихоть сумасшедшего монаха, сад бетонных статуй. Как в ЦДХ, только вместо советских бонз – буддийский бестиарий. По пути мы останавливались в деревнях перекусить. Благодаря Тавану это можно было сделать чуть ли не за семейным столом. Прихлебывая огненный отвар из каракатиц, я разглядывал лица людей, которые нас окружали. Все они выглядели на удивление красивыми и спокойными и выражали внутреннее достоинство. Что никак не сочеталось с убогой жизнью, которая их окружала.

При въезде в город свернули в чащу, к монастырю Wat Sok Pa Luang. Здесь находилась травяная сауна, и через пять минут я действительно оказался в деревянном скворечнике, где кипел котел с травами.

Судя по звукам, со мной в парилке еще человек пять. Выхожу, укладываюсь на террасе. Вокруг загустевает вечерний лес, все громче трещат цикады. Массажист приступает к делу. Блаженство настолько тотально, что можно забыть – как меня зовут, где я?

Когда я спускаюсь с веранды на землю, так оно и выходит. Вокруг ночь, Тавана нет. Куда идти? Только в темноте мерцают монашеские кельи, журчит ручей. А я потерялся, пропал. Но, странное дело, чувствую себя при этом в полной безопасности.

Типично лаосский феномен.

Через полчаса блужданий по монастырю меня подбирает девушка на джипе. Это хозяйка сауны, она запомнила меня. – «Ты был спокойный!» – И предлагает подбросить в город. Судя по машине, сауна приносит неплохие доходы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза