Когда утром мисс Блейк объявила, что сегодня начинаются занятия и преподаватели ждут всех в своих кабинетах, Эбель, недолго думая, пропустила завтрак и, схватив пальто Бенни, побежала на кладбище. На улице моросил мерзкий дождик. Хотя это и дождиком-то назвать было сложно. Тысячи капелек размером с песчинку росой оседали на вьющихся от влажности волосах. Кофта намокла. Как и конверсы, белая подошва которых сразу стала грязной.
В этот раз к кладбищу идти было проще, чем той ночью, когда Эбель хотела сбежать. Сейчас она точно знала, что вернется обратно в академию и что днем ничего плохого с ней не случится. Но все равно старалась лишний раз не смотреть в сторону могил и торчащих из земли крестов.
Вокруг было тихо. Вороны улетели прятаться от дождя под крышей академии. Прохладный ветер дергал тонкие ветки и играл с пожухлыми листьями. Пахло землей и деревьями. Точно так же, как в ту ночь, когда Эбель проснулась в гробу. Голова невольно повернулась в сторону большого дуба: туда, где остался гроб, из которого ее достали. Но яма, которая несколько дней назад пустовала, теперь была завалена землей. Теперь вместо Эбель там покоился Датч Пирсон, о чем гласила надпись на кресте. Увидев это, Эбель облегченно выдохнула.
Ее место заняли. Забрали шанс вернуться в могилу. Спасли от смерти, которая дышала в затылок и, ожидая удобного момента, готовилась заточить ее обратно в гроб. Голодный дьявол ее больше не ждал, потому что лакомился другим мертвецом. И как бы мерзко это ни звучало, Эбель была рада тому, что в его глотке все же оказалась не она.
— Девочка, к-к-которую земля в-в-вернула обратно? — раздалось со спины.
Эбель обернулась и увидела Бенни. Сына мистера Пирсона. Заплаканного, обнимающего свои плечи мужчину с лицом ребенка.
— Привет, Бенджамин. Тебя же так зовут, да? — Она и так знала ответ, но надо же было с чего-то начать.
Эбель двинулась к нему, но он шагнул назад.
— Папа з-з-запретил мне с тобой г-г-говорить.
— Но я… — Она опять шагнула вперед и протянула ему пальто.
— Ух-х-ходи, — обиженно бросил Бенни и, вырвав пальто из ее рук, развернулся, чтобы уйти в сторожку.
— Стой-стой-стой. — Эбель замерла, подняв руки вверх, будто сдается и принимает его правила игры. — А ты и не разговаривай со мной.
— Это к-к-как? — Бенни тоже остановился.
Сильный ветер закружил листья под ногами, и Бенни, забыв про Эбель, словно ребенок, радостно попытался их поймать.
— Давай поиграем. Я буду говорить, а ты отвечать мне с помощью листиков. Если «да», то кленовый, если «нет», то осиновый.
— Д-д-давай! — не успев даже подумать, ответил Бенни.
Он взял в руки красный, изъеденный червями лист клена и маленький желтый лист осины.
— Ты помнишь что-нибудь о дне, когда выкопал меня из земли?
Бенни поднял красный лист и повертел его в руке, рассматривая прожилки.
— А знаешь, как я оказалась на кладбище?
Опять лист клена.
— Меня привезли? Ну, на машине? Или…
Не дав договорить Эбель, Бенни поднял желтый лист, который тоже внимательно рассмотрел.
— Ага, — Эбель заговорила сама с собой. — Ни черта не понятно…
Бенни поднял красный лист.
— Меня хоронил твой отец?
Бенни не ответил. Он кусал губу и смотрел в землю. В его глазах читалась вина. Он явно что-то знал.
— Бенни, меня хоронил кто-то другой?
Он молчал.
— Ты знаешь этого человека?
— Ух-х-ходи! — вдруг вскрикнул Бенджамин и, запихнув листы в карман, быстро зашагал к дому.
Эбель, шлепая по небольшим лужам, попыталась нагнать его, но он уже скрылся внутри сторожки.
— Мне очень нужна твоя помощь! — ударила кулаком по хлипкой двери Эбель. — Прошу тебя!
— Уходи, г-г-говорю!
— Почему папа запретил тебе со мной говорить?
Тишина.
А дождь все усиливался. Капли, которые стали в разы крупнее, застучали по земле. Яркая молния сверкнула в сером небе, и спустя секунды вдали послышался гром.
— А если я приведу подругу, то ей ты расскажешь? — Эбель решила, что с Соль Бенни будет дружелюбнее.
— Н-н-нет.
Та-а-ак… уже лучше. В нее уже хотя бы не бросили пренебрежительным «уходи».
— А кому бы ты все рассказал? Может, кому-то из преподавателей? — Эбель, конечно, понадеялась, что услышит имя Кэруэла. — Или директору? — Ее имя она хотела бы услышать меньше.
— Р-р-реджису. Я буду г-г-говорить только с ним.
И небо озарила новая вспышка. Эбель тяжело вздохнула и недовольно топнула ногой. Промокшая насквозь кофта повисла на тонких плечах. Блокнот, в который она так ничего и не записала, размяк. Настроение испортилось. А было лишь восемь утра. Гребаных. Восемь. Утра. И Эбель вместо теплого кабинета философии выбрала сырое кладбище.
— Тогда я загляну к тебе позже, Бенни. Хорошо? — пыталась перекричать дождь Эбель.
И в окне показался красный кленовый листочек.