Общество мертвых пилотов

Беляков отвернулся к окну и почувствовал, что краснеет.

Гольдберг заволновался.

– Что такое, Гриша? Вы скрыли наши встречи от КГБ?

– Ну, не совсем…

– Ой, я не могу, мне плохо! – запричитал Гольдберг, схватившись за голову. – Вы же закапываете себе могилу, Гриша! Или откапываете? Впрочем, какая теперь разница. Нет, я категорически отказываюсь вас понимать!

Еще несколько минут Гольдберг пребывал в несвойственной для него задумчивости, потом со вздохом встал, пнул ногой ни в чем не повинный табурет, и молча покинул комнату. Судя по выражению его лица, впереди Гришу ожидали лишь неприятности. И в это почему-то верилось…

* * *

– «Семнадцатый» вызывает «Башню». Посадку завершил… – Распухший от жажды язык слушался Белякова с большим трудом…

– «Башня» – «Семнадцатому». Вас понял. Посадку подтверждаю. Готовьтесь к транспортировке.

Под боевую машину завели крюк транспортера и по рулежной дорожке вытащили из Пилотажной зоны. У ангара ждали два техника. После восьмичасовой неподвижности все конечности пилота сильно затекали, и редко кому удавалось покинуть кокпит самостоятельно.

– Дальше я сам, – попросил Гриша, рывком стащил с головы шлем и на негнущихся ногах поковылял в медблок. Боль была везде. Но сильнее всего страдали ноги. В ступни будто кто-то заколачивал гвозди. И эти последние три сотни метров дались Белякову не просто…

– Как самочувствие? – вяло поинтересовался фельдшер. – Помощь требуется?

– Обойдусь, – буркнул себе под нос Гриша и первым делом опустошил три стакана с теплой водой из графина.

Вскоре показался и Кашин. Был он бледен сильнее обычного, но глаза горели, как два прожектора. Беляков с намеком прищурился. Кашин хмыкнул, жадно наполнил стакан водой, лихо опрокинул его в себя и украдкой оттопырил большой палец. Большего он сообщить и не мог. Все сведения о Высоте были строго секретны. Под грифом хранились и личные отчеты о боевом патрулировании, которые каждый пилот составлял собственноручно и тут же сдавал в секретную часть. Кто потом их читал – тоже секрет…

В этот раз Беляков закончил отчет всего за полчаса. Даже переписывать ничего не пришлось, как это бывало с ним неоднократно. Разгоряченный успехами, он решительно растолкал задремавшего секретчика – старшего прапорщика Куклю.

– Что, уже? – удивился тот и протяжно зевнул. – Чё так быстро?

Беляков пожал плечами и молча бросил на стол два листочка, густо исписанных аккуратным, но очень мелким почерком. Кукля суетливо подколол их в папку, прошил, расписался, подышал на печать и поставил синий оттиск. Папку сразу спрятал в сейф и закрыл дверцу на два замка. Гриша невольно проследил за всеми его манипуляциями, потом обернулся и вопросительно посмотрел на Кашина. Тот в ответ наморщил лоб и прикусил кончик шариковой ручки. Значит, дожидаться не имеет смысла. Дальше им не по пути. Кашина ждут дома, а Гришу ждет только темное офицерское общежитие, где даже лампочка перед входом позавчера перегорела…

Старшина-дневальный даже не попытался встать на тумбочку. Только покосился на товарища лейтенанта и молча приложил палец к носу. Беляков чертыхнулся. И когда только успел отморозить? И мороз-то плевый, не ниже тридцати пяти. Впрочем, это не важно. Поболит – и перестанет. Разве что кожа сойдет, но это невеликая потеря. Хуже, что опять вернулась жажда. Так бывает. Иногда Белякову еще почти сутки после приземления с Высоты неудержимо хотелось пить…

Свет в своей комнате он зажигать не стал, чтобы не разбудить соседа – лейтенанта Путинцева. Стакан и графин можно и в темноте найти. Трудно промахнуться и мимо кровати. Вся комната – двенадцать квадратов на двоих. Впрочем, соседство с Путинцевым Гришу устраивало. Витя – парень уравновешенный и неболтливый. Потомственный военный. Отец вышел в отставку из морской авиации. В транспортной авиации служит до сих пор его дядя. Да и старший брат, окончив в свое время то же Качинское летное училище, взлетает и садится сейчас на мысе Шмидта. В общем, лейтенант Путинцев родился за штурвалом самолета. Оттого, наверное, Высота не вызывала в нем никаких неуставных эмоций…

Гриша растянулся на своей койке и прикрыл глаза. Из головы никак не шел Гольдберг. Отсутствовал тот не долго. Не больше часа. А потом опять стал барабанить в дверь. Пришлось снова впустить.

– Гриша, я знаю, как нам все устроить, – заявил Гольдберг с порога.

– Кому – нам? – равнодушно уточнил Беляков. – Лично меня с вами ничего не связывает.