Общество риска. На пути к другому модерну

В ходе рефлексивной модернизации эта перспектива во много раз усиливается: становится все яснее, что именно с реализацией демократических прав нахождение политических «решений» приобретает случайный характер. В сферах политики (и субполитики) нет ни единственного, ни «наилучшего» решения — их всегда несколько. В результате процессы политических решений, на каком бы уровне они ни происходили, уже нельзя понимать просто как осуществление некой модели, которая за ранее разработана какими-то вождями или мудрецами и рациональность которой не подлежит обсуждению и может или должна реализоваться даже наперекор воле и «иррациональному сопротивлению» подчиненных инстанций, объединений и гражданских инициатив. Как формулирование программы и поиски решения, так и их реализацию необходимо понимать, скорее, как процесс коллективной деятельности, а в лучшем случае это означает также процесс коллективного обучения и коллективного творчества. Но в силу этого официальные полномочия политических институтов с необходимостью Сконцентрируются. Политико-административная система тогда не может более быть единственным и центральным местом политического процесса. Именно вместе с демократизацией поперек формального вертикального и горизонтального членения полномочий и компетенции возникают сетки договоренностей и соглашений, выторговывания, перетолкования и возможного сопротивления.

Представление о центре политики, культивируемое в модели индустриального общества, основано, таким образом, на своеобразном расщеплении, располовинивании демократии. С одной стороны, поля деятельности субполитики остаются свободны от применения демократических норм (см. выше). С другой же — политика и внутренне, в соответствии с систематически подогреваемыми внешними притязаниями, несет в себе монархические черты. По отношению к администрации и объединениям «политическое руководство» не может не развить сильной руки, а в конечном счете диктаторской власти осуществления. По отношению к гражданам оно — равное среди равных и должно прислушиваться к ним и принимать всерьез их заботы и страхи.

Здесь не только обобщенно отражается принуждение всей и всяческой деятельности к прекращению вопросов, сокращению дискуссий и согласований. Здесь находят свое выражение и имманентные напряженные отношения и противоречия в структуре политико-демократической системы, скажем, отношения между парламентскими дебатами и общественным мнением и неким исполнительным органом, который, с одной стороны, подотчетен парламенту, с другой же — «успешность его деятельности» оценивается по той силе, с какой он способен провести решения в жизнь. В особенности система «предвыборной борьбы» принуждает к взаимовменению компетенции решения — будь то в провозглашении успехов прежней политики, будь то в ее осуждении, — которые опять-таки питают и обновляют реальную фикцию квазидемократического «временного диктатора». Здесь системно обусловленно приходится допускать, будто назначенное правительство и поддерживающие его партии отвечают за все хорошее и плохое, что имеет место в течение срока их полномочий, о чем речь явно могла бы идти только в случае, если бы это правительство как раз не было тем, что оно есть: демократически избранным и действующим в обществе, где все инстанции и граждане располагают многообразными возможностями участия в решениях именно благодаря осуществлению демократических прав и обязанностей.

В этом смысле в модели специализируемости и монополизируемости политики в той политической системе, как она изначально пропагандируется в проекте гражданского индустриального общества, демократизация и (демократизация, модерн и контрмодерн уже в принципе сплавлены воедино. С одной стороны, центровка и специализация политической системы и ее институтов (парламента, исполнительной власти, администрации и т. д.) функционально необходимы. Только так и можно вообще организовать процессы формирования политической воли и представительства гражданских интересов и групп. Только так возможно и практиковать демократию в смысле выбора политического руководства. Таким образом из инсценировок политики снова и снова возникает фикция управляющего центра современного общества, где в конечном счете через все вычленения и переплетения сходятся нити политической интервенции. С другой стороны, такое авторитарное понимание высших политических позиций как раз при осуществлении и соблюдении демократических прав систематически подрывается и становится ирреальным. Демократизация в этом смысле приводит к тому, что политика как бы сама лишает себя власти и места, и, во всяком случае, в итоге происходит вычленение участия в решении, контроля и возможностей сопротивления.