Общество спектакля

Уже в 1967 году, оборачивая знаменитую формулу Гегеля, я отмечал, что «в мире, действительно обращенном, истинное является моментом ложного». Прошедшие с тех пор годы продемонстрировали прогресс этого принципа в каждой отдельной области без исключения.

Например, в эпоху, когда больше не может существовать современное искусство, становится трудно судить о классическом искусстве. Здесь, как и в других сферах, невежество производится только ради того, чтобы его эксплуатировать. В то самое время, как разом утрачиваются и чувство вкуса, и ощущение истории, организуются сети фальсификации. Вполне достаточно содержать армию экспертов и аукционных оценщиков, и тогда будет очень просто выдавать все что угодно за что угодно, потому что в делах такого рода, так же как в конечном счете и в остальных, подлинность любой ценности устанавливается посредством продажи. В соответствии с этим именно коллекционеры или музеи, в особенности американские, доверху набитые подделками, будут заинтересованы в том, чтобы поддерживать свою хорошую репутацию, аналогично тому, как Международный Валютный Фонд поддерживает фикцию позитивной стоимости огромных долгов сотен государств.

Подделка формирует вкус и поддерживает имитацию, намеренно вызывая исчезновение любой возможности соотнесения с подлинником. Раз уж это стало возможным, переделывают даже подлинное, чтобы оно напоминало подделку. Американцы, будучи самой богатой и самой современной нацией, оказались главными жертвами в этой торговле подделками произведений искусства. И именно они финансируют работы по реставрации Версаля или Сикстинской капеллы. Вот почему фрески Микеланджело теперь должны будут приобрести оживленные цвета из мультфильма, а подлинная мебель Версаля обрести столь живой блеск позолоты, что скорее будет напоминать поддельную меблировку эпохи Людовика XIV, за большие деньги импортированную в Техас.

Суждения Фейербаха о том, что его время предпочитало «образ — вещи, копию — оригиналу, представление — реальности», полностью подтвердилось эпохой спектакля, причем во многих областях, в которых XIX век еще хотел оставаться в стороне от того, что было заложено в его глубинной природе, — от капиталистического промышленного производства. Так, например, буржуазия многое сделала для распространения строгого духа музея, подлинного предмета, конкретной исторической критики, аутентичного документа. Но сегодня поддельное повсюду стремится заменить истинное. В этой связи оказывается весьма кстати, что загрязнение воздуха автомобильным транспортом вынуждает заменять пластиковыми копиями лошадей в Марли или римские статуи с порталов Св. Трофима. В итоге все это будет еще красивее, чем прежде, и более подходящим для туристских фотографий.

Несомненно, кульминационным пунктом здесь является смехотворная китайская бюрократическая подделка огромных статуй гигантской промышленной армии Первого императора, когда столько путешествующих государственных мужей было приглашено полюбоваться на них in situ. Следовательно, раз уж над ними столь жестоко посмеялись, все это свидетельствует о том, что никто среди массы советников не располагал ни одним человеком, знавшим историю искусства в Китае или за его пределами. Впрочем, известно, что программа их обучения была совершенно иной: «Компьютер Вашего Величества не был об этом проинформирован». Все это констатация того, что теперь впервые можно управлять без всяких художественных знаний и без малейшего ощущения подлинного или невозможного, которого, одного, оказалось бы достаточно, чтобы догадаться, что все эти наивные простофили от экономики и менеджмента, вероятно, приведут мир к какой-то огромной катастрофе, если их действительная практика им уже этого не продемонстрировала.

XVIII

Наше общество строится на тайне, начиная с «обществ-экранов», оберегающих от всякого света сосредоточенные блага собственников, и заканчивая «защитой тайны», которая покрывает сегодня огромную область полной свободы, неподсудной государству, — начиная с тайн, зачастую ужасных, фабрикации нищеты, скрывающихся за сферой публичности, и заканчивая проекциями вариантов экстраполируемого будущего, господство над которыми разбирает только наиболее вероятные подходы к тому, что, по его утверждению, вовсе никоим образом не существует, — просто перебирая разные варианты ответов, которые оно чудесным образом принесет. По этому поводу можно сделать некоторые наблюдения.