Мои родители – католики, так что практики у меня было предостаточно. Но я всегда чувствовала себя на семейных обедах жуткой обманщицей, потому что лишь делала вид, хотя на самом деле не верила. Я склоняла голову и что-то невнятно бормотала себе под нос, потому что если молиться по-настоящему, это к чему-то обязывает, а мне этого не хотелось, и я исподтишка наблюдала за другими, надеясь застукать их за тем же самым. Мой брат всегда делал все, как положено. А вот моя старшая сестра поступала, как я, мятежница, и пока все благодарили Господа за еду, мы с ней соревновались, кто дальше высунет язык и продержится так, пока не застукали. Позднее, когда мы повзрослели настолько, чтобы понять, что это значит, стали показывать друг дружке средний палец.
Я поднимаю глаза и обвожу взглядом стол. Боб молится точно так же, как выступает в рекламных роликах. Джина благочестиво склонила голову. Глаза ее закрыты, на лице – выражение неизбывных мук, но губы движутся, повторяя за Бобом слова благословения. Джек… Джек поступил так же, как и я, и когда мы с ним встречаемся глазами, он расплывается в хитрой улыбке.
Пока мы едим, пес, которого уже покормили, бегает вокруг стола со своей пищащей пластмассовой игрушкой в зубах. Время от времени он останавливается, бросает ее на пол и смотрит на нас, ожидая, что мы с ним поиграем. Когда человек не проявляет к нему интереса, он переходит к другому.
В какой-то момент ему кажется, что он не получает положенного внимания, а игрушка не производит желаемый эффект. И тогда этот песик, Себастьян, какает на границе между гостиной и столовой. Делает кучку прямо в середине великолепного марокканского ковра, отчего та кажется частью рисунка и практически незаметна.
Это такой собачий юмор. Оставить кучу дерьма посередине комнаты в качестве темы для беседы. Этакий хвостатый маркиз де Сад. Просто взять и покакать, не закатывая никаких сцен, пока мы едим – Джек, Боб, Джина и я – всего в пяти футах от него. Впрочем, никто даже не обратил внимания.
Кучка замечена лишь тогда, когда Боб встал, чтобы заново наполнить бокалы. Он вступает в нее ногой, поскальзывается, словно на банановой шкурке, и падает на пятую точку. Это так комично, что мне стоит больших трудов не расхохотаться. Нет, я бы точно прыснула со смеху, не приди Боб в такую ярость, что Джина вынуждена увести его в другую часть дома, чтобы он успокоился. Мы с Джеком остаемся вдвоем доедать. Нам жутко неловко, словно увидели нечто такое, чего нам видеть не полагается.
В конце концов, возвращается Джина.
– Боб отдыхает, – говорит она и поясняет, что избирательная кампания окончательно его вымотала, потому что он отдал ей всего себя. – Обычно с ним такого не бывает, – добавляет Джина, извиняясь.
Боб выходит к нам лишь в самом конце вечера; они с Джиной собираются на благотворительное мероприятие, от которого не удалось отвертеться.
Мы с Джеком всю вторую половину дня провели на веранде: нежились на солнышке в шезлонгах, любовались видом. В какой-то момент Джек наклонился ко мне и прошептал:
– Боб с Джиной сегодня вечером уезжают по делам.
Я улыбнулась и посмотрела на него так, как будто хотела сказать: «Это ты к чему?»
Впрочем, я уже знала, что он хочет сказать. Что мы останемся в доме одни. И мы можем заняться тем, чем занялась бы любая молодая парочка, предоставленная самой себе в чужом доме.
Но Джек сразил меня наповал. Честное слово, его сегодня невозможно узнать. Он не просто готов на подвиги, а проявляет инициативу. Пока мы были в разладе, и даже до этого, я не могла разбудить его интерес в течение многих недель, и вот неожиданно передо мной будто совсем другой человек. Будто мы с ним первый раз вместе. Будто для нас все впервые – а ведь раньше мы с ним трахались, как кролики, где только можно.
Не могу сказать, что в Джеке нет авантюрной жилки, но спонтанность – далеко не самая сильная его сторона. Он обожает, чтобы все было расписано по минутам и разложено по полочкам. Обожает планировать все заранее – даже если речь идет о том, чтобы трахнуться втихаря в доме собственного босса. Исключения редки – ну разве кто-то примет за него решение, например, я.
Мы машем Бобу и Джине на прощанье. Они уезжают в машине Боба, в вишневом «Кадиллаке» 1968 года выпуска, который сияет как новенький. Неужели вы рассчитывали на что-то другое? Пока машина выруливает на подъездную дорожку, Джина машет нам рукой и старается перекричать мотор:
– Будьте примерными детками. Когда я вернусь, я хочу увидеть мой дом целым.
Эх, знала бы она!
Мы провожаем их взглядом, пока они не исчезают за поворотом, а в следующую секунду Джек уже сломя голову несется через весь дом, на бегу срывая с себя одежду. Последними с него слетают трусы – как раз в момент, когда он добегает до бассейна и ныряет в него.