Общество знания

Министерство науки и часть научного сообщества возлагали надежды на помощь иностранных фондов, которые стали давать российским ученым гранты или даже просто оказывать небольшую материальную помощь. Гранты были очень малы и, как отмечали многие, имели целью «скупить идеи по дешевке». Большие затраты времени на оформление отрывали людей о работы. Главным негативным эффектом ученые считали то, что гранты побуждали к изменению тематики исследований, так что фронт работ не только сужался но и видоизменялся в самых неожиданных направлениях, в основном, в сторону более мелких и прикладных задач за счет принципиально новых и стратегических исследований. Уже в 1994 г. надежды на фонды иссякли. Опрос научных работников показал, что 2/3 респондентов выразили негативное отношение к зарубежной помощи российской науке. 32,2 % ответили «Она больше выгодна Западу, чем нам», 22,3 % — «Она является замаскированной формой эксплуатации России»; 13,9 % — «Сам факт такой помощи постыден и унизителен» [68].

Итак, страна вступила в тот переходный период, когда старый «покровитель» науки, сильное государство, практически исчез, а новый (процветающая просвещенная буржуазия) если и появится, то лишь в гипотетическом светлом будущем. Это означает, что движение в принципиально том же направлений обречет Россию, независимо от того, какой социально-политический строй в ней установится, на отбрасывание в разряд слаборазвитых стран без всякой надежды на преодоление слаборазвитости.

Эрозия науки довольно быстро сделает всю систему обороны и сдерживания недееспособной. Можно с уверенностью предсказать, что самые широкие круги общественности с изумлением обнаружат, какую роль играла в их жизни наука, лишь после того, как ее необратимо лишатся. Менее очевидные, но не менее глубокие последствия окажет тихое исчезновение науки на жизнеспособность государства. Окажется, что из всех структур, обеспечивающих само существование цивилизованного человека в независимой стране, будет как бы вынут небольшой, но жизненно важный элемент. То, что не рухнет, то увянет. И этот эксперимент покажет, что собственная, национальная наука является необходимой опорой всей культуры и государственности в целом.

Второй важнейший принцип реформы заключался в радикальном разделении фундаментальной и прикладной науки. Президент Ельцин неоднократно настойчиво подчеркивал, что государством будет финансироваться лишь фундаментальная наука. Экономические следствия этого принципa почти не требуют пояснения. Наука в Российской империи и СССР была органичной частью государства. Государство рухнуло, новое «маленькое» либеральное государство в старой науке не нуждается и финансировать ее не собирается. Оно берет на содержание лишь «маленькую» же фундаментальную науку. Никакого иного субъекта поддержки науки в стране не существует. Миллион рублей, выделенный биржами на премию выдающемуся ученому, не обеспечит работой и зарплатой миллион рядовых ученых.

Это решение исходило из постулата, что фундаментальная наука может выжить и при отсутствии остальных подсистем науки (прикладных исследований, разработок, содержания всей научной инфраструктуры). Этот постулат ошибочен в самой своей основе и противоречит знанию о научной деятельности. Наука — не профессор Доуэль, чья голова прекрасно обходилась без тела, и заявления Ельцина говорили о прискорбном уровне знаний его советников. Несостоятельны и предположения, что можно провести селекцию научных исследований и отделить зерна фундаментальной науки от плевел «нефундаментальной».

Надо сказать, что это положение доктрины реформы науки поддерживали и некоторые российские философы. Так, Е. Мамчур, Л. Баженов и В. Лекторский пишут: «Научная деятельность неоднородна: существуют разные по своему характеру типы этой деятельности. И прежде всего существует различие между фундаментальными и прикладными науками. Это два разных типа деятельности, преследующие совершенно равные цели и задачи. Фундаментальная наука имеет своей целью познание объективной действительности такой, как она есть сама по себе… Прикладные науки имеют совершенно другую цель — изменение природных объектов в нужном для человека направлении. Именно прикладные исследования непосредственно связаны с инженерией и технологией. Фундаментальные исследования обладают относительной независимостью от прикладных разработок. Они не связаны непосредственно с технократическим дискурсом и не обслуживают его непосредственно. В связи с чем фундаментальная наука не несет непосредственной вины и ответственности за те негативные последствия, которые, увы, действительно порождаются научно-техническим прогрессом» [116].