Общество знания

При изучении Концепции бросается в глаза общий для концептуальных документов времен реформы момент: они отталкиваются не от фундаментальных, «жестких» понятий, а от идеологем, причем вторичных — тех, которые отвергают «проклятое прошлое» (СССР, плановое хозяйство, уравниловку и т. д.). Так и здесь, концепция устройства совместной жизни народов России — объекта фундаментального — представляет собой совокупность декларативных высказываний, насыщенных идеологическими положениями полемического характера. Вместо того, чтобы дать краткий теоретический анализ понятий, проблем и противоречий, предложить альтернативы национальной политики при разных сценариях развития событий и установить критерии выбора альтернатив, авторы непрерывно спорят с незримо присутствующим политическим противником — призраком «тоталитарного режима СССР» — и доказывают превосходство «демократического режима». Документ весь обращен назад.

Как и в других текстах 90-х годов, СССР квалифицируется в выражениях, недопустимых для государственного документа. Но как можно строить обновленную национальную политику не на преемственности с СССР, не через компромисс мнений и интересов, а через столкновение с большинством населения? В то же время, несмотря на «антитоталитарный» и антисоветский пафос документа, в основных своих положениях он следует ранним идеологическим клише ленинской национальной политики в отношении России, ее истории и роли русского народа. Когда же речь идет о действиях государства, оно представлено в документе обычным централизованным СССР, только уменьшенным в масштабах. Вплоть до того, что почему-то Российская Федерация должна устраивать переселение на историческую родину крымских татар (из Казахстана на Украину!) или турок-месхетинцев (из Узбекистана в Грузию!).

В целом, структура мышления авторов концепции и поддерживавших ее выступлений в прессе совершенно не изменилась по сравнению с брежневскими временами — эти выступления лишь припудрены антикоммунистической косметикой. А по сути, в Концепции отрицается не национальное устройство СССР, а именно тот тип межэтнического взаимодействия, который сложился в России за много веков. Это, пожалуй, главная идея Концепции — сменить тип межэтнического общежития, как стали менять тип школы, армии, сельского хозяйства и всех других систем хозяйства и жизнеобеспечения.

И политики, и их эксперты ушли от какой бы то ни было теоретической разработки или хотя бы систематизации проблемы. В концепции, поданной в парламент, не дано определения основным понятиям (даже таким, как нация, народ, национальность), они даже трактуются по-разному в разных местах одного документа. После его прочтения оказывается невозможным ответить, исходя из изложенных положений, на самые элементарные вопросы национальной политики. Особенно это касается причин резкого обострения межнациональных противоречий в ходе перестройки. Констатация в преамбуле того факта, что «в последние годы имели место серьезные теоретические просчеты в проведении государственной политики» вызывает лишь недоумение, ибо эти просчеты даже не названы. Да и по сей день внятно не сказано, что же либеральные этнологи считают «серьезными теоретическими просчетами» последних лет.

Тут мы подходим к главной проблеме национальной политики будущей России, от которой авторы уходят с помощью идеологических штампов. А проблема, весьма хорошо разработанная и в западной, и в отечественной социальной философии, состоит в следующем: Российская империя и СССР эволюционировали как традиционное, не «атомизированное» общество, в котором права индивиду не имеют приоритета над правами солидарных образований — в том числе этнических. Поэтому здесь не возникало «этнического тигля», и этносы не растворялись, а сохранялись (при всех трениях, обидах и даже преступлениях режима). Контраст — гражданское общество западноевропейского типа в США, Германии или Франции, создавших мощные «этнические тигли» или механизмы ассимиляции.

Отказываясь признать этот факт и извлечь из него урок, политики делают себя заложниками развитого в ходе перестройки цепного процесса распада и конфликтов, который Россия вполне могла бы остановить. Из сугубо конъюнктурных (и уже устаревших) соображений документ одобряет выбор революционного разрушения вместо эволюционного реформирования государства. В документе говорится: «Национальные движения сыграли позитивную роль в разрушении тоталитарных структур и в демократических преобразованиях».