Общество знания: История модернизации на Западе и в СССР

Ф. Джордж описывает это состояние в более умеренных терминах: «Внутренняя социальная угроза будет все больше исходить от скуки, и один лишь досуг не сможет быть здесь противовесом; фактически же он обострит ее, если только мы не будем тщательно планировать наперед и ускорять социальное развитие… В столь быстро меняющемся мире при внутренне присущей ему нестабильности следует ожидать много социальных волнений и даже бунта. Покушения и мятежи будут исходить от романтиков и идеалистов внутри общества и от сравнительно дискриминированных государств между обществами. Фактически причинами мятежа будет оставаться социальное неравенство (в уменьшающейся степени), а также скука и амбиции (во все большей мере). Хотя восставать будут лица воинствующие, но именно романтики и идеалисты будут действовать как катализатор, разжигать пламя недовольства. Это соответственно будет поддерживать временное состояние анархии, что в свою очередь — если несмотря ни на что удастся поддержать либерализм — приведет в конце концов к авторитаризму. Наибольшими изменениями, стоящими перед нами, будут, таким образом, уменьшение личной свободы и прав в обществе и значительный рост того, что может быть названо „вынужденным досугом“» [112, с. 366].

А. Турен подчеркивает фундаментальный характер социальных противоречий, которые созревают в «обществе знания». Они затрагивают отношения людей в самом основании этого общества, отношения по поводу знания. Из этого, по его мнению, и должна исходить программа социологии ближайшего будущего. Турен пишет: «Программированное общество необходимо является также обществом протеста, воображения и утопизма, поскольку оно полностью разделено, с одной стороны, социальным конфликтом механизма, обладающего способностью и властью программировать, а с другой — призывом к творчеству и счастью, которым постоянно угрожает логика машин… Эти два аспекта показывают, что главная область конфронтации постоянно приближается к области знания и идей. Это объясняется не только фактом, что знание стало производительной силой, присвоение которой обществом является проблемой столь же важной, сколь важна в индустриальном обществе проблема собственности, но, кроме всего, тем фактом, что, чем больше общество расширяет свою способность к самоизменению, тем больше оно руководствуется символическими представлениями о себе и социальном действии. Так что интеллектуальный мир, который казался существующим где-то между обществом и сферой принципов и ценностей, ныне обнаруживает себя как сердцевину социальных конфликтов и уже полностью не способен обрести убежище в объективности или башне из слоновой кости наподобие прежних ученых…

Социология дольше не может состоять лишь в высвечивании социальной природы, а должна анализировать составляющие части всех социальных объектов так, чтобы выявлять находящиеся под их покровом социальные отношения и потому значения, скрытые под тем, что кажется чисто административными или техническими категориями. Прежде всего именно в этом смысле мы должны избегать всяких попыток определить это общество как технологическое или называть его в соответствии с каким-либо из его технических инструментов» [242, с. 429].

Таким образом, формирование «общества знания» создает новые типы социального неравенства, во многих отношениях более жестко разделяющих общество, чем неравенство классов индустриального общества. Однако воспроизводить эти новые типы неравенства в иных культурах нет необходимости, поскольку структура общества складывается под воздействием всей совокупности условий и факторов. Конструирование будущего «общества знания» России — исторический вызов всему нынешнему российскому обществоведению и, прежде всего, российской социологии.

Надо очень ответственно отнестись к опыту Запада, где процесс становления «общества знания» пошел явно не по лучшему пути, и причиной этого стал ряд допущенных с начала 80-х годов концептуальных ошибок (при тактических успехах в «холодной войне»). Об этом предупреждает Грей: «Пропасть между насаждаемыми политическими идеями и современными политическими реалиями редко бывала столь широка и губительна, как сейчас. Мы сможем сохранить свое либеральное наследство с тем большим успехом, чем сильнее станем стремиться, как велел нам Мейнард Кейнс, к новой мудрости, соразмерной новому веку. Началом этой мудрости будет понимание того, что западный консерватизм, приняв политический курс и философию неограниченной свободы рынка, тем самым запустил программу собственного уничтожения» [103, с. 182].

Демократия и право в «обществе знания»