Общество знания: История модернизации на Западе и в СССР

В новом, буржуазном обществе ученые и предприниматели функционально объединились как профессиональные создатели эффективности, Вебер писал: «Несомненной фундаментальной особенностью капиталистического частного хозяйства является то, что оно рационализировано на основе строгого расчета, планомерно и трезво направлено на реализацию поставленной перед ним цели; этим оно отличается от хозяйства живущих сегодняшним днем крестьян, от привилегий и рутины старых цеховых мастеров и от „авантюристического капитализма“, ориентированного на политическую удачу и иррациональную спекуляцию» [86, с. 94].

Декларация этического нейтралитета научного знания была во многом обусловлена социальными противоречиями институционализации науки. Для получения возможно более широкой социальной поддержки ученые старались свести к минимуму этические конфликты с разными слоями общества. Этому служило утверждение «ценностной нейтральности, строгой беспристрастности научного знания, являющегося цитаделью истины и общего согласия, возвышающейся над морем частных и групповых эгоистических интересов, конфликтов и раздоров». Л. М. Косарева и М. К. Петров показывают, что программа механицизма связана с этическими принципами протестантизма, янсенизма и унитаризма, корнями уходящими в неостоицизм и неоэпикурейство. По их мнению, ценностная нейтральность науки — глубоко запрятанный социально полезный методологический миф, сложившийся в определенных социальных условиях трудностей науки в период ее становления [148]. Для нас важно, однако, что этот миф был воспринят самим научным сообществом и стал важной частью его самосознания, иначе бы он не сыграл своей социально полезной роли.

А. Ф. Лосев в работе «Логика исчисления бесконечно-малых чисел как отражение социальной действительности» также указывает на сходство интеллигента и буржуа в их освоении действительности. И интеллигент, и предприниматель служат профессиональными посредниками (по выражению Лосева, «медиумами») во взаимодействии общества с реальностью. Они наделяют общество тем или иным видом силы, показателем которой становятся деньги. Ученый, в отличие от буржуа-предпринимателя, «производил» информацию, знание. «Первоначальное накопление капитала» в информационном смысле характерно и для становления науки — как накопление знаний. С этого и начинается «философия денег» как явления Нового времени, отличных от денег традиционных обществ. Деньги нужны были, в первую очередь, посредникам и «созданы» именно ими (см. [245, с. 163]).

Самосознание ученых как носителей ценностно нейтрального знания, которое побуждало их вводить в познавательный процесс свои этические ценности «контрабандой», приводило к важным деформациям и противоречиям. Бердяев видит в тенденции к «онаучиванию» и рационализации ценностных аспектов человеческой жизни признак глубокого кризиса сознания: «Ныне и идеализм, который прежде был метафизическим, стал наукообразным или мнит себя таким. Так создают для науки объект по существу вненаучный и сверхнаучный, а ценности исследуют методом, которому они неподсудны. Научно ценность не только нельзя исследовать, но нельзя и уловить» [69, с. 275].

Господство «инструментального разума» в общественном сознании западного индустриального общества в послевоенные годы вызывало все более фундаментальную критику (примером ее служит известный труд 1947 г. «Диалектика просвещения» Т. Адорно и М. Хоркхаймера). По их мнению, те формы, которые принял научно-технический процесс и рационализация сознания, влекли утрату обществом способности к разумному обоснованию целей. «Дух расчетливости», на который указал Вебер, подавлял различение моральных ценностей.

Невозможность «уловить» ценности научным методом — едва ли не важнейший вывод философии и социологии науки. Учитывая тот факт, что в современном обществе ученые активно привлекаются всеми политическими силами для поддержки именно ценностных суждений, замалчивание этого вывода следует приравнивать к самым злонамеренным приемам манипуляции сознанием. Перестройка в СССР дала для этого красноречивые свидетельства.

Лоренц писал: «Ценности не могут быть выражены в количественных терминах естественных наук. Одна из наихудших аберраций современного человечества заключается во всеобщей уверенности, будто то, что нельзя измерить количественно и не может быть выражено на языке „точных“ естественных наук, не существует в реальности; так отрицается характер реальной сущности того, что включает в себя ценности, и это отрицает общество, которое, как прекрасно сказал Хорст Штерн, знает цену всего и не знает ценности ничего» [28, с. 33].