Вопрос о советах народного образования тесно связан с вопросом о советской демократии.
Говоря о демократии нельзя говорить о демократии вообще. Демократия, в зависимости от того или иного строя, выливалась и выливается в весьма различные формы. Так, была демократия первобытная, была демократия афинская, целиком покоившаяся на рабстве, существует демократия буржуазная, покоящаяся на господстве буржуазии, и, наконец, нарождается демократия рабоче-крестьянская, демократия трудящихся.
В 1903 г. на II партийном съезде социал-демократия приняла программу партии. И после раскола у большевиков и меньшевиков осталась одна общая программа. В программе требовались свобода совести, свобода слова, свобода собраний, союзов, всеобщее избирательное право. Для России требовалось Учредительное собрание.
В 1903 г. Россия билась еще в тисках самодержавия. По сравнению с ним демократический режим был громадным шагом вперед и, казалось, создавал благоприятные условия для развития и организации рабочего класса. В России требование демократических свобод и демократического строя имело громадное значение. Надо, однако, сказать, что большевики с самого начала смотрели на буржуазный демократизм как на средство, а не как на цель.
С 1903 по 1917 г. много воды утекло. За это время в России был пятый год, потом бешеная реакция, Ленские события, сплотившие массы, и, наконец, мировая война, так тяжело доставшаяся России. На Западе империализм все больше и больше выявлял свою сущность, свое пренебрежение к демократизму, который обнаружил всю свою эфемерность. Империалистическая война поставила точки над Г, показав, что парламент — послушное орудие в руках империалистов, что в момент, когда свобода наиболее нужна, буржуазия отменяет свободу слова, свободу собраний, свободу коалиций…
С другой стороны, голосование кредитов, вспыхнувший в начале войны в рабочих массах капиталистических стран шовинизм ясно показали, как ловко сумела буржуазия при помощи буржуазного демократизма сделать из рабочих своих слуг не за страх, а за совесть. Свобода печати громко провозглашалась, но благодаря тому, что в руках буржуазии имелись громадные средства, вышло так, что в то время, как рабочая пресса ютилась где-то на задворках, не имела ни своих телеграмм, ни сведений из других стран, буржуазная пресса получала свои радиограммы, имела своих агентов во всех странах, прекрасно налаженный издательский и распространительный аппарат. Рабочие массы через прессу подпадали под идейное влияние буржуазии. Свобода собраний свелась к свободе собраний для буржуазии, а для рабочих не было помещений, особенно когда нужно было обсуждать какой-нибудь острый вопрос. Свобода союзов провозглашалась только на словах. Буржуазия заботилась о том, чтобы из среды квалифицированных рабочих выработать людей — социалистов на словах, на деле слуг буржуазии. Союзы под руководством Эберта или Шейдемана не опасны для буржуазии.
Во Франции право коалиции отнято у железнодорожных служащих, почтово-телеграфных чиновников, банковских чиновников, учителей-синдикалистов…
Парламент — законодательная палата — все больше превращается в игрушку. Депутаты разговаривают в парламенте, перед ними раскланиваются, а правят страной, ни с какими законами на деле не сообразуясь, военная партия да отчаянные реакционеры.
Буржуазный демократизм разоблачил себя совершенно, обнаружил все свое бессилие. Он — ширма для буржуазии, позволяющая ей морочить массы.
В «Исторических письмах» Миртова одна глава посвящена вопросу о знамени. В этой главе Миртов говорит о том, что знамя, революционное в один момент, — в последующий может стать реакционным.
Вопрос об Учредительном собрании является прекрасной иллюстрацией этой мысли. При царизме лозунг Учредительного собрания был революционным; в момент, когда рабочие и крестьяне овладели властью, этот лозунг превращается в архиреакционный и равносилен лозунгу: «Назад! К буржуазным порядкам!»
Жалкую картину представляет собою социалист, как утопающий за соломинку хватающийся за буржуазный демократизм и тем доказывающий, что мысль его никогда на деле не перелетала за забор буржуазного строя, что в переживаемую великую эпоху всемирного потрясения он тратит силы на тщетные усилия повернуть назад колесо истории.