Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон

– Значит, ты живёшь мечтами и воображением? Или ты живёшь только мечтами и воображением? – ядовито метнула в него Вера. – Вот! – серьёзно указала она на койку. – Вот – дело! Конкретное дело.

Вера Игнатьевна направилась к выходу из палаты. Белозерский торопливо засеменил за ней. Матвей Макарович поглядел на того (он никак не мог придумать, как бы обозначить себя, если теперь у него вроде как совершеннейшее раздвоение, которого он, впрочем, не чувствует; он не понимает того, как тело, потому как он сам есть и тело, и дух; но отчего-то именно того все воспринимают как Матвея Макаровича Громова, а его самоё никто не видит и не слышит), затем сделал несколько шагов, прислушался. Тихо. Никакого состава не слыхать. Значит, можно недалеко отойти.

– Погодите, ядрён батон, лезть ко мне в голову, будто в ящик с инструментами. Хрясь ножом по башке – и в мертвецкую?! Ну уж хрен вам!

Матвей Макарович решительно рванул за докторами.

В сестринской – тоже нарядной, свеженькой, как и вся клиника после реконструкции, – Матрёна Ивановна поила чаем Алёну Степановну. Георгий сидел здесь же, под столом потирая культи: ныли немилосердно.

– Что с ним такое, Матрёна Ивановна? Почему? Матвей-то здоровый, каких поискать!

– Это по-разному бывает, милая, – приговаривала Матрёна. – Жив-здоров человек. А через мгновение: если не мёртв, так калека! Неизвестно ещё, что хуже.

Георгий исподтишка бросил на Матрёну хмурый взгляд. Она виновато улыбнулась. Да что ж это, действительно! Тут жена Громова, а она про калеку, что хуже мертвеца! Успокоила, нечего сказать! Это всё переутомление с этими новыми делами. Столько всего, голова кругом! А персонала и прежде не хватало, теперь куда уж! Ещё и девчонку эту – Бельцеву – Вера навесила. Ладно, девчонка сообразительная, некапризная. Надо срочно исправлять ситуацию, у жены Матвея Макаровича лицо перекосилось.

– Так бывает и наоборот. Вот только всё плохо было, хуже некуда, а глядишь – уже и хорошо, так что лучше и не бывает! – протараторила Матрёна. – Молиться надо! Молиться и…

В сестринскую вошла Вера Игнатьевна со своим неотлучным щенком Белозерским, и Матрёне Ивановне полегчало.

– Вот и Вера Игнатьевна пришла. Вот они доктора, а она и вовсе профессор. Сейчас всё тебе разъяснят!

– Ваш муж – человек с воображением? – спросила Вера Игнатьевна, ничего не разъясняя и отмахнувшись от Матрёны.

Алёна Степановна смотрела на Веру Игнатьевну, как на жирафа. Княгиня Данзайр уже сменила женское платье на мужской костюм. Алёне Степановне это было непривычно, в отличие от персонала клиники. Вера, приняв оторопь супруги пациента за непонимание, чуть нахмурилась с досады и расшифровала:

– Матвей Макарович мечтал о чём-то? Мост хрустальный, всеобщее благо, в Америку под парусами? В молодости. «Построим дом, заведём детишек и кур!»

– Чего мечтать-то? – с опаской косясь на брюки и мужские ботинки, сказала Алёна Степановна. – В Америке он был. Без парусов. На пароходе. Дом любой посчитать и справить мог. А мост хрустальный зачем? Не из дурачков он у меня. Как денег заработал, так и построил дом.

– Странности у него какие-то есть?

– Какие странности, господь с вами! У нас жизнь самая обыкновенная. Я вот во Францию, в Ниццу хотела. Вот, как раз… Но то моя странность, не его. Он говорил, что в Крыму так же. Он был самый обыкновенный человек.

– И что плохого в обыкновенности? – буркнул Матвей Макарович, пристроившийся рядом с Георгием.

– Да-да, самые обыкновенные счастливые люди. Это необыкновенно прекрасно! Но вспомните, это важно. Что такого «обыкновенного» есть в вашем супруге, к чему вы, возможно, уже привыкли, потому что давно вместе, но что вас в нём поражало некогда?

Алёна Степановна поняла, что по какой-то причине это необыкновенно важно для этой женщины, одетой как мужчина, чтобы сообразить, что случилось с её ненаглядным Матвеем. Даже сам Матвей вдруг призадумался. Он-то тоже к себе давно привык.

– Я же шестизначные числа в уме могу умножать-делить. Строительные объёмы без бумажек пересчитываю. И вообще, всё, что касается… Уж скольких архитекторов с университетскими дипломами на ошибках в тангенсах-котангенсах ловил! Я промолчу про электротехнику. И другую всякую технику.

– Он считал без счётов, сразу результат выдавал! – обрадованно доложила Алёна Степановна. Вспомнив, что действительно давно к этому привыкла, а по молодости неустанно восхищалась. – И любую фигуру, цепь свою техническую, всё что угодно – от руки рисует, без линеек и циркулей.

– Тексты?

– Что «тексты»? – не сообразила Алёна Степановна, чего от неё хочет женщина в брюках. Это ж та самая главная, о которой рассказывал Матвей! С восторгом рассказывал, хотя про баб в штанах всегда плевался.

– Хорошо помнил прочитанное?

– Если что прочтёт или услышит – навсегда.

– Но не мечтал? Стихов не писал?

– Стихов?! Матвей? Да вы что!

Алёна Степановна всхлипнула и уткнулась Матрёне в грудь.

– Вера Игнатьевна! Какие тут сейчас, право, стихи! – с укоризной прошипела Матрёна, нянча супругу Громова.