Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон

– Я понимаю, дамы и господа! – серьёзно продолжила Вера Игнатьевна, предоставив собравшимся возможность посмеяться. (Этот нехитрый лекторский приём известен всем мало-мальски уважающим себя ораторам.) – И знаю, что это понятно собравшимся здесь: общаясь с нашим контингентом – обездоленными, как правило, напрочь, – мы утратили представления об общении «равный с равным». Точнее, не утратили, а низвели себя на уровень обездоленных. Или же возвысили. Тут как посмотреть, и я склоняюсь ко второму, – Вера помолчала, дав аудитории возможность осознать сказанное, прочувствовать. – Мы легко переходим на «ты», и благодарные фабричный, горничная, крестьянин легко переходят на «ты» с нами. Мы с вами все здесь некоторым образом квакеры. Для нас не существует разницы между людьми, перед нами, как и перед Богом, все равны. Это прекрасно. И тем, в ком это есть, настоятельно рекомендую беречь это в себе. Но отныне мы вынуждены будем делать поправку на социальный, сословный и материальный статус и с каждой капризной дамочкой вести себя в соответствии с её представлениями об этикете.

– То есть как обслуга! – хмыкнул Концевич. – Состоятельные господа именно так и воспринимают врачей – обслугой.

– В каком-то смысле, Дмитрий Петрович, это так и есть! – довольно резко отреагировала Вера. Потому что Концевич был прав. И самых лучших людей порой приводит в ярость именно правота, и ничего нельзя поделать с этим. – Но если вас оскорбляет слово «обслуга», вспомните однокоренное ему слово, которое больше придётся по нраву человеку чести: служение.

– Служить бы рад, прислуживаться тошно[5], – пробормотал ординатор и удостоился презрительного взгляда Владимира Сергеевича Кравченко.

Вера Игнатьевна отметила этот взгляд, немало её удививший, что она, разумеется, не показала. Чем господину Кравченко Грибоедов не угодил? Или ему не угодил Грибоедов в исполнении Концевича? А вот это уже интересно, учитывая, что именно Владимир Сергеевич ходатайствовал на предмет продвижения Дмитрия Петровича. Ходатайствовал весьма холодно и равнодушно, но тем не менее – ходатайствовал. Что-то существует между этими несхожими людьми, но ни значения, ни причин этого Вера не могла определить. Просто чувствовала.

– Полагаю, нет смысла интересоваться, есть ли у собравшихся вопросы, поскольку вопросов много. Что-нибудь важное произошло на амбулаторном приёме?

Вопрос повис в воздухе. Ни Белозерский, ни Ася так и не вернулись, а именно эта парочка несла амбулаторную вахту почти круглосуточно. Сестра милосердия – скорее, по факту проживания при клинике. Белозерский же – от неуёмной энергии.

– Все свободны! – распустила Вера Игнатьевна публику. К ней тут же подскочила Матрёна и начала горячо докладывать, что шальной Белозерский ведро краски опрокинул, какую-то девицу на руки подхватив… И что рано его ещё заведовать ставить. И…

– И откуда ты всё знаешь?! – воскликнула Вера. – Ты же здесь была! Положим, «Этюд в багровых тонах»[6] в виде ботинка и я заметила, как не заметить? Но остальное… Как, Холмс?!

– Не знаю, какие тебе этюды на холмах, а у твоего любимца на лице всегда всё прописано. Или опять шкоду какую учинил. Или вот-вот собирается.

Георгий, оставшийся в кабинете, усмехнулся.

– Иди вон нового санитара в штат оформи и расскажи ему как да чего! Вместо того чтобы по лицам читать! Тоже мне нашлась, физиогномист-самоучка! И ты тоже, ухмылку сотри! – это предназначалось Георгию. – Поступаешь под начало Матрёны Ивановны. Меня будешь с сыновней нежностью вспоминать, как под ней побудешь! – гаркнула княгиня, возрастом, признаться, никак не годившаяся Георгию в матери. Скорее уж он подходил ей в старшие братья.

Рассердилась княгиня потому, что Матрёна была права. Не надо особо уметь читать по лицам, чтобы понимать: Белозерский точно что-то натворит, если за ним не проследить. Если уже не натворил… И вообще! Чего это она так разговорилась сегодня? Никак влияние профессорской должности и кабинета. Как в бессильной ярости возмущался Хохлов: «Если б не было дел, я не видел бы необходимости в существовании департаментов, но парадоксальным образом существование департаментов тормозит ведение дел и совершенно подменяет собой существование людей, ради блага которых и созданы департаменты, призванные облегчать ведение дел людских! Всё-то у нас через то самое место! Не хотелось бы мне уточнять его анатомическую локацию, всем вам отменно известную!»

Ох, грехи наши тяжкие. Всем нам хочется превзойти своих наставников. Нам кажется, что мы справимся лучше них, только поставь! Пока мы не сменяем их коренником в оглобле. И первое, что мы осознаём, будучи запряжёнными под заветной дугой: мы – тягловые животные, ошибочно полагающие себя кучерами.

Глава II

Клюква мигом была запряжена. Если Сашке Белозерскому срочная надобность – разговору нет. Иван Ильич любил барчука.