Обсидиановый нож

Прошел месяц. Вторая жизнь, как казалось, прихватила и успокоила Кольку. Он по-прежнему был счастлив с Дхармой и старался быть с ней как можно больше, но работы тоже становилось все больше. Сразу после переезда ему пришлось приступить к «этим идиотским лекциям», как он выразился про себя. Он здорово волновался — как ни обзывай дело, к нему надо относиться добросовестно.

Добросовестно! Для начала он собрал группу теоретиков — Наблюдающих Небо — чтобы разобраться в их познаниях и выработать общий лексический минимум, словарь, что ли. Он предупредил Ахуку, что понадобится доска. Поэтому для занятий было выбрано уютное место, в тени, под гладким срезом скалы, черной, как настоящий аспид. Слушатели рассаживались на земле, а Колька топтался перед «доской», пробовал рисовать, стирать, и угрюмо сопел.

Он волновался и абсолютно не был уверен в успехе. Переводить с одного математического языка на другой нисколько не проще, чем с русского на язык ирокезов, в котором каждое понятие выражается одним словом, длинным, как поезд. Даже труднее — в человеческой практике лингвистические переводы привычны, а язык математики для каждой цивилизации единый. Как, скажем, обойтись без понятия о тригонометрических функциях? Без них мы не представляем себе математики, а раджаны, по-видимому, обходились совершенно иными абстракциями. Задача осталась бы безнадежной, имей Колька дело с землянами. Их пришлось бы заново учить математике. Но раджаны владели трехъязычным мышлением, постоянно переводили с человеческого математического языка на язык Наран, то есть не считали свое математическое мышление единственно возможным. Кроме того, их память была не чета нашей, все уравнения, формулы и преобразования они держали в уме и проделывали в уме, как шахматисты, играющие «вслепую». Но оглядывая сотню лиц, обращенных к нему с доброжелательным и доверчивым ожиданием, Колька просто не знал, как подступиться к теме. Подбегали опоздавшие, усаживались, посмеивались — черные головы, черно-коричневые лица…

— Мы ждем, о Воспитатель! — прокричал кто-то, и остальные подхватили со смехом: — Да, мы ждем, о Воспитатель!

«А, шут с вами…» — пробормотал он и вычертил на скале оси координат. Назвал: икс и игрек. На оси икс дал параболу и написал формулу: икс равен игрек-квадрат. Оглянулся — молчат, смотрят. Тогда он нарисовал вторую параболу и опять дал уравнение: X = Y2 + C. Показал отрезок «C».

Молчат, смотрят…

Вспотевший от волнения Колька быстро повторил параболу в первом квадранте — уравнение, и в третьем квадранте — тоже дал уравнение… Секунда тишины, и ущелье едва не обрушилось от крика. Наблюдающие Небо орали на двух языках — Колька так и не понял ничего. Внезапно крик смолк. Тот голос, что кричал «Мы ждем, о Воспитатель!», сдержанно произнес:

— Мы поняли, Адвеста.

— Что вы поняли?

Женщина, сидевшая в первом ряду, вскочила подошла к «доске», проговорила: «Два вздоха» и вычертила аккуратный эллипс с большой осью, совпадающей с осью игрек. Прищурилась, подбросила мелок и выписала каноническое уравнение эллипса. Колька обмер. Стало как-то даже нехорошо, томительно… Он доподлинно знал, что эта женщина никогда не видела алгебраических символов и планиметрических чертежей. Конечно, Наблюдающие Небо знали и умели рассчитать криволинейные траектории, параболы, эллипсы — но в каких-то совершенно иных абстракциях. И — нате вам! По четырем преобразованиям уравнения параболы они освоили единым махом символику алгебры и геометрии, и могли уже самостоятельно выводить уравнения других кривых. И поняли, что каноническое уравнение — наиболее характерно…

Так. Теперь ясно, что Ахука не зря замахивался на сопромат. Теоретическая механика для них труда не составит — всезнайки чертовы… И еще было обидно до невозможности: почему они так умеют, а мы нет!

Через полчаса он бросил эти глупости — удивляться, обижаться…

Вот что получилось. Он повторил те же уравнения в полярных координатах, чтобы наглядно показать тригонометрические функции. Его поняли играючи. Тогда он — уже по интуиции — ввел понятие массы и скорости и показал уравнение движения небесных тел. Повторилась та же процедура: пара минут молчания и яростный шумный спор, в котором послышалась новая нота — удивленно-пренебрежительная. В особенности пожилые недоумевали: почему механика оперирует абсолютами? Как можно понимать, что масса сосредоточена в центре тела? Они не могли представить математических выражений, в которых отсутствует неопределенность, свойственная любому природному явлению. Не бывает ведь абсолютно упругого тела или абсолютно равномерного движения…

Урок получил Колька, а не раджаны. На элементарном уровне он их ничему не мог научить. Снисходя к его слабому пониманию, они соглашались выучить земную математику, механику и прочее. Чтобы он мог пользоваться привычной ему терминологией.