Обсидиановый нож

Он уже знал будущее. Теперь ему оставалось узнать — как долго, по мнению Нараны, протянется агония Равновесия. Ведь это будет и ее агония. А Нарана невозмутимо разворачивала перед ним историю. Он видел в движущихся картинках, как Брама и его потомки выращивали первую Нарану, и как впервые употребили бахуш для совершенствования мозга. Женщина бьется и кричит — зубы подпилены и выкрашены красным, — а жрецы Безногого держат ее, заставляя проглотить бахуш. Он видел многое, и страшное, и смешное временами. Видел подростков, превосходящих по разуму зрелых мужчин. Видел, как у Головастых впервые пошли дети, не знающие от рождения ни одного слова, даже слова «мама». Мма-мма. Они даже этого слова не знали, и матери уходили с ними в лес, чтобы скрыть свою беду от сородичей, и — если им удавалось выжить — возвращались счастливыми и с гордостью вручали детишек Воспитателям. Ибо бессловесные от рождения научались словам много быстрее и лучше, чем дети с врожденной речью.

Тогда уже у раджанов были Воспитатели. Применительно к их нуждам мозг приспособили для изучения речи в первые пять лет жизни. Колька видел, как детишки бегали в воспиталищах, смотрел на умные, спокойные лица учителей и думал, что иначе не может быть, лучшие из лучших должны воспитывать — самые умные, самые добрые, самые ученые и понимающие. Как получилось, что все повернулось вспять, и мы доверяем пьянице, малограмотному, суеверному, садисту, мещанину, стяжателю воспитывать надежду свою — новое поколение?! Дети их — и наши дети тоже, но все мы молчим, смотрим, — думал Колька, будто мог вернуться домой и что-то исправить…

Экономист подсчитает и докажет, что никаких средств не хватит содержать воспитателя на трех детишек. Военный не подпустит добрых людей к воспитанию — ему нужны солдаты. Социолог печально усмехнется: где вы наберете миллионы воспитателей не пьяниц, не мещан, заведомо не садистов, наверняка добрых, умных и образованных? Это еще в абстрактном разговоре, о чужих детях. Но коснись дело своих… Каждый отец и каждая мать телом своим загородит детей. Пусть они даже согласятся, что не умеют воспитывать — что из этого? И мы живем не хуже людей, и дети будут жить, как мы! Где же это видано — родных, кровных отбирать от родителей?

Надо ждать. Работать терпеливо, шаг за шагом, поколение за поколением. Пока человечество на станет образованней, разумней, богаче. Надо ждать терпеливо, думал Николай Карпов, как будто он оставался в прежней жизни и мог что-то, хоть самую малость сделать для нее. Он стал слезлив. Из-под закрытых век слезы выбивались и падали на грудь, пока Нарана показывала ему будущее Равновесия. И он смотрел.

…Шестьдесят лет спустя Равновесие не изменилось — по виду. Работали услужающие животные, плодоносили деревья. Строители возводили дома, прокладывали оросительные системы. Ничто не ускользало от Управляющих Равновесием, и, как прежде, Нараны давали им исчерпывающие рекомендации. Но их стало больше, много больше, чем прежде, Управляющих. Где прежде была дюжина, теперь работало две. А на Границах было втрое больше Охотников, чем прежде.

Неизбежно! То, что животные Равновесия требовали больше внимания, чем до Звезды; и то, что Границы, необходимое благо, стали злом. Неизбежно, постепенно оставалось все меньше Врачей, Воспитателей, Художников, и развитие остановилось и двинулось вспять. Постепенно, в нарастающем темпе цепной реакции. Больше Управляющих — но каждый из них подготовлен плохо, потому что на Воспитателей приходится по тридцать детей. Пищи пока хватает, но люди стали слабее, болеют чаще — мало Врачей. И, наконец, лавина обрушивается — пищи мало, и общество не может содержать врачей, воспитателей, художников, певцов, строителей… Каждый сам добывает себе еду, только добывает, только на сегодня, уже не заботясь о будущем. Скудеют леса Равновесия, стремительно скудеют, и пищи становится все меньше. Совсем мало…

Когда Ахука потрогал Кольку за плечо, тот видел первобытные стойбища, населенные Головастыми, потомками раджанов.

Хомо сапиенс. Царь природы. Он все начинал заново, кроме искусства — бедный царь природы. Он снова делал каменные орудия, вновь охотился для еды. Все пошло от истоков, все, кроме мозга. У него теперь был могучий мозг, плод многих поколений Равновесия, — но царь природы не знал, что ему делать с этим мозгом. Машина должна работать — и мозг работал, насколько удавалось. Но еды не хватало, и цель воспитания была утрачена, и погибли науки — пища мозга, его цель, назначение. Он нашел себе другую пищу. Никто теперь не учил ребенка мыслить. Поэтому взрослые создавали мифы — мнимые миры, в которых мозг действовал, сопоставляя мнимые причины с реальными следствиями…

— Когда это будет? — спросил Колька.

— Это будет, — ответила Нарана в тот момент, когда он открыл глаза.

Он увидел Ахуку. Вспомнил, что Ахуке не открыто будущее.