Обсидиановый нож

— Свет? Элементарно, бактерии. Но воздух… феноменально.

Передние исчезли за оранжевой аркой, поворачивая направо. Зеленая сумка у Кольки на боку стала рыжей.

Поворот. Старик свернул в оранжевую глубину, направо.

Акустический фокус. За поворотом тишина сменилась гулом хора на спевке. Длинный прямой туннель, по всей длине сидят люди. Поют. Слева — то же самое. Насколько хватает глаз, бесконечным рядом, сидят голые люди на пятках, поют.

…Таким было первое впечатление: длиннейший оранжевый туннель с низким круглым сводом, и такой же длинный ряд людей, сидящих с очень прямыми спинами перед невысоким парапетом. Храм? Повремени, Карпов, два урока получены: с бритым знахарем и с деревом — радиостанцией… Мгновенно пролетела эта мысль — белый старец едва успел переступить ногами. И так же мгновенно и точно, как различаются подробности на крутящемся диске земли в затяжном парашютном прыжке, Карпов увидел остальное.

Каменный парапет протянут вдоль туннеля. Перед ним люди, за ним — ряды метровых глыб неправильной круглой формы, как бы слипшихся боками. Нить гигантских рябиновых бусин, нависающих над парапетом. Уходит далеко, не видно конца. За глыбами, у задней стены, стоят двое — смотрят.

Старец оглянулся, выбросил руку, показал на ближнюю глыбу. Провозгласил: «Нарана! Нарана!» Выскочил вперед Ахука, кивал — иди за ним, иди. На Кольку внезапно накатило оцепенение, будто он, лежа на упругом столбе воздуха, летит вниз с трех тысяч метров, считает медленные секунды и держит твердое кольцо под перчаткой.

Он почему — то сжимал пистолет. Сквозь хор человеческих голосов прорывались невыносимо — визгливые, не людские, почти ультразвуковые вскрики. От режущего запаха подступал кашель. Туннель уходил вглубь далеко в чуть мигающем оранжевом свете.

Старец не белый — ошибка, опять ошибка… Он — здешний житель, в полутьме посветлел. Не будет тебе переводчика, и не будет долгожданной упругости земли в конце падения… Не будет! Он вырвался из оцепенения и шагнул вперед, вплотную к парапету, и увидал как раз на уровне взгляда бесконечную оранжевую волнистую полосу этих визжащих шаров, а около своих колен — неглубокий желоб, в котором покоились шары, на треть погруженные в оранжевый кисель, густой на вид. Вокруг глыбы кисель трепыхался мелкими, густыми волнами.

Из — за плеча выдвинулся Володя и проговорил тонким, педантичным голосом:

— Увеличенная модификация существ — анализаторов, я полагаю?

Он придерживал очки двумя руками, лишь этот жест выдавал его волнение, — будто не его тошнило вчера в лечебнице…

— Они, голубчики, — пробурчал Колька. — Существа…

Режущий формалиновый звук, розоватые, мясистые тела в редких черных волосках, мерзкие ротики — щелки, жрущие оранжевый светящийся кисель — сквозь пение слышался шелест. Чавкают, слившись боками. Белые муравьи, просвечивая оранжевым, суетятся на бугристых телах — облизывают…

— Логическое завершение, — бормотал Володя. — Живая магнитофонная станция. — Добросовестно добавил: — Я полагаю. Попробуем их сосчитать… и размеры этого… м — м… вивария. Приблизительно…

— Ну, ты держись, в общем, — ответил Колька. — Вперед, разведчики, во имя Науки… Воняет здесь тошно — кондиционирование!

Ахука смотрел на них, сочувственно выставив бороду. Старец вернулся и делал неловкие приглашающие движения. Колька сказал ему:

— Веди, веди, старый краб!

Шар, около которого они стояли, ответил внезапным визгом: «О — и–и!» Это было ужасно, в сущности. Неподвижная безглазая глыба что — то говорила по — своему, пошевеливая впадиной — воронкой на лицевой поверхности… Старец тут же подскочил и глухим басом, с оттенком подобострастия пропел что — то успокоительное. Воронка умолкла.

— Нарана, нарана! — экзальтированно повторил старец. Пошли, пробираясь по довольно узкому проходу за спинами людей. Они сидели на пятках, не оглядывались. Перекликались с этим, тихо, протяжно распевая гласные, а это визжало, отвечая. Некоторые сидели но двое, иногда мужчина с женщиной. У всех были сосредоточенные, усталые лица, а туннель все тянулся и тянулся, показывая впереди ряды голых выпрямленных спин с тенями между лопатками. А слева повторялся шар, без конца шар, шар, шар, побольше — поменьше. Воронки повыше — пониже. В нескольких местах за этим, сгибаясь под изгибом свода, ходили люди. По одному, наклонившись, осторожно переставляя ноги. Что — то искали там, сзади, невидимое…

Пришли в тупик, к глухой стене. От двух крайних мест поднялись грустные парни, поклонились, поднеся руки к груди. Машинально отметилось: жуки нового цвета, фиолетовые. Бледный старец сказал несколько слов, один парень подошел к Кольке, второй — к Бурмистрову. Пригласили сесть.

Сели в метре друг от друга. Володька, торжественно бледный, перед своим шаром, Колька перед своим. Край желоба закрыл чавкающие ротики, перед самым лицом оказалась оранжевая тьма воронки.

Старик, Ахука и Брахак расположились во втором ряду. Колька покосился — старик сидит, приоткрыв рот, жилистая шея вытянута от избытка внимания.

— Йе… — пропел парень с фиолетовым жуком.