Обсидиановый нож

Пирога развернулась, и там, где сидела Алена, теперь был нос. Она сняла пистолет с комбинезона и повернулась вперед. За спиной плескало весло, нос пироги резал застойную воду, как студень. Болото лопалось пивными пузырями — гнилые коряги, серые столбы москитов над водой, а слева от берега — гигантский фиолетово-розовый цветок. От него тоже пахнет гнилью. И похоже, что впереди — целое стадо крокодилов.

— Жутко здесь жить, — сказала Алена не оборачиваясь. — Отвернулась от тебя, и сразу одиночество такое, как Робинзон. А если они не убедились? Еще одна такая атака…

— Будем осторожней, только и всего, — сказал Андрей с кормы. Удивительно приятно звучал его рассудительный голос.

— Атаки будут, ты не сомневайся. Он убежден в своей исключительности, ибо он одинок в своей Вселенной. Таков его эволюционный опыт: Коллектив, необходимый для эволюции разума, он содержит внутри себя, а все внешнее — враждебно. Высшая гордыня. Сам себе отец, и сын, и любовь… Здорово, да?

— И жутко.

— Аленушка, — позвал Андрей.

— Что?

— Тебе страшно? Взаправду?

— Взаправду, — сказала Аленка. — И противно. Мне было противно — поправилась она. — Сейчас ничего.

— Почему-то трубку он направил на тебя. Потом еще дальнеслышанье, — ты слышишь, а я нет.

— Эх, ты, логик, — сказала Аленка. — Ясно, что трубка целилась на кинокамеру. Камера на штативе — треногая цапля, которая гуляет с муравьедами. Как будем работать? Он придумывает новые штуки. Предположим, он увеличит дальность действия нового… пугача. Увеличит угол захвата и накроет обоих. Что предпримем?

— Представления не имею, — озабоченно сказал Андрей. — Аленка, тебе не кажется, что мы спим?

— Нам бы сейчас третьего… Чтобы стоял с изотопом в сторонке… Пока Клуб не сообразит, зачем он стоит…

Андрей внезапно захохотал:

— Экспериментальный объект, экспериментирующий над исследователями! Вот дожили! Собрать большую экспедицию, чтобы охранять друг друга от насекомых, а?

— Тихо…

Алена выстрелила. Поставив ногу на сиденье, она послала две пули в воду.

— Подбирался снизу, из тени…

Они подплывали к запруде. Река совсем обмелела в этом месте, подстреленный крокодил шипел и колотился об отмель, как паровой молот.

В Аленке что-то содрогнулось. Ящер хотел уйти, зарыться, спрятаться от смерти. Алена стала смотреть в сторону. Слева темнели затопленные джунгли, справа солнце слепило глаза, а прямо возвышалась беспорядочная куча бревен — запруда.

Андрей повел лодку вдоль нее, осматривая ошкуренные разбухшие бревна, бесчисленные водопадики, зигзагами текущие по стволам, а Аленка надвинула на брови беленькую кепочку и смотрела в воду, держа наготове пистолет.

— Стой, — сказала Алена. — Табань.

Пирога закачалась и встала.

— Что там?

— Змеюка. Еще ненавижу змей. Андрей, это водяной удав. Вон, у самых бревен.

— Большой? — равнодушно спросил Андрей.

— Ушел, все, — соврала Алена. Ей больше не хотелось стрелять сегодня. — Метров десять в длину.

— Ничего себе, — сказал Андрей. — Пошли домой.

Запруда, мокро блестящая на солнце, стала отходить, и где-то под ней плыл удав, который не боится никого, даже крокодилов.

— Прошляпили, — сказал Андрей. — Ты видишь, сколько там воды? Наверху?

— Ну, вижу.

— Там метров шесть. Если взорвать, пройдет волна и захлестнет старицу.

Аленка недослышала. Она думала про удава, которого боятся дажё крокодилы, и о том, что они с Андрюшкой устали, ничему уже не удивляются. Даже Клубу.

V

Бегущие вернулись. Они шли по деревне и женщины молча выбегали из домов. Было тихо, как всегда, но Тот Чье Имя Нельзя Произносить проснулся. Он сел на коврике из сухих лиан и протер гноящиеся глаза. За домом вполголоса распоряжался старшина Змей. Воины, тяжело ступая под грузом, носили ящики с патронами.

Вождь толкнул пяткой младшую жену, свернувшуюся на его коврике. Женщина выскользнула наружу, а старшина Бегущих вошел в дом.

— Мы взяли водяную машину.

— Хорошо, — сказал вождь. — Будет праздник.

Старшина подал ему палочку с зарубками и он посчитал их, загибая пальцы, и махнул рукой: «Иди».

Он долго сидел, неподвижно глядя на светлое пятно у входа, курил и думал. Жена подавала ему трубки. «Теперь можно нападать, — думал вождь, — каждый воин может убить четырежды столько солдат, сколько пальцев на руках».

Он сидел, курил, и в голове у него вились, как змеи, изгибы Великой Реки, и воины выпрыгивали из лодок и перебегали по тайным тропинкам, и пулеметы трещали из-под корней на каучуковых плантациях.

Светлое пятно отползло от входа направо, в глубину дома, а вождь все думал и курил трубку за трубкой. Потом вошел старшина Змей.

— Белые плавали к запруде. Они опять готовятся в путь. Садятся в пирогу.

«Много беспокойства, — подумал вождь. — Сейчас надо быть осмотрительными и мудрыми, как крокодилы». Он решил. Поход открывается завтра после захода солнца.

— Иди, — произнес вождь. Это значило, что старый приказ остается в силе. Следить, не выдавая себя, но если белые увидят воинов или заплывут в протоку, их надо схватить.

Воин подхватил карабин и, пригнув голову, помчался к воде. Отшелестели легкие шаги Змей, простучали по воде днища пирог, и все стихло.

VI