Обсидиановый нож

— Да, спасибо, — сказал Зернов. — Прошу понять, что первейшая задача пришельцев — перехватить руководство нашей воздушной обороной. А мы знаем, что правом отдавать распоряжения зенитчикам обладают считанные товарищи. Отсюда мы исходим. И предлагаем. Первое: указанных товарищей немедленно, не позже чем до утра, перевести на казарменное положение. Запретить им контактировать с внешним миром — только по телефону. Список готов.

— Вот так!.. — Третий генерал, до сих пор молчавший, приподнялся в кресле. Это, значит, и меня?! Ну, ты даешь…

Председательствующий покрутил шеей в тугом воротничке:

— Не тебя одного… Ладно, слушаем профессионалов. Продолжайте, товарищ Зернов.

— Второе. Перевести на казарменное положение аппаратчиков связи — в тех же целях… Третье. Необходимо обыскивать всех, входящих в помещение штабов. На предмет «посредников». Без них пришельцы не более опасны, чем обыкновенные люди. Это все. Ситуация не из приятных, товарищи. — Зернов обвел глазами всех по очереди. — Обыски, казарменное положение… Конечно, мы проверим поезда, и в Тугарине дремать не намерены, однако все предложенное необходимо. Еще одна просьба: разрешите всю работу сосредоточить в одном месте, причем не здесь. Очень уж людно… В самостоятельном Центре. Есть домик на примете. В нем расположим общежитие, лаборатории, узел связи, оперативные группы. Илья Михайлович, вы сумеете быстро перевести ваших исследователей в такой Центр?

Академик-кибернетист наклонил голову.

— Вот и прекрасно! — сказал Зернов.

Особняк

Утром следующего дня в одном из Н-ских переулков началось необыкновенное оживление. Распахнулись ворота особняка — в нем, по преданию, ссыльный Пушкин писал письма — огненные письма! — одной чрезвычайно знаменитой графине. Ворота распахнулись, но в просторный двор одна за другой стали въезжать не кареты, а грузовые военные машины. Потом — легковые машины. Зафыркал, как черт, автопогрузчик. Это все произвело такое сильное впечатление на местных старушек пенсионерок, что они бросили посты у своих подъездов и стянулись к дому номер девять — напротив особняка. И оттуда наблюдали, как распахивались венецианские окна и шустрые солдатики мыли эти окна. Как крытые грузовики степенно съезжали со двора. Как за стеклами подъезда замаячили молодые люди в штатском. Как, наконец, проехала открытая грузовая машина, заваленная доверху прекрасными деревянными кроватями. Старушки терялись в догадках. Они бы еще сильней терялись в догадках, имей они опыт систематических наблюдений. Тогда бы они заметили, что «солдатики» покинули особняк и более не возвращались. А штатские, явившись в здание, не покидали его день за днем. Таков был порядок, установленный Зерновым для работников Центра. Все они жили в особняке и на улицу не выходили. По делам выезжали — со двора — в автомобилях с пуленепробиваемыми стеклами. Это и понятно. Работникам Центра приходилось беречься от пришельцев не менее тщательно, чем военному командованию.

Отсутствие пешеходов пенсионерки как раз заметили. Вывод последовал самый решительный и неожиданный: в дом номер десять въехало «тайное посольство одной великой державы». Столь же нелепый миф, как и насчет ссыльного Пушкина, который никогда здесь не проживал и, ясное дело, не писал отсюда писем. Так-то… Но самые нелепые мифы одновременно и самые живучие. И старушки были очень огорчены, когда два обитателя особняка вышли на тротуар пешком, через дубовые резные двери подъезда.

Учитель появляется