Обсидиановый нож (сборник произведений)

Он прицепил шлем к спинке кресла, улыбнулся Уйму и что-то спросил. Или что-то успокоительное сказал, а Уйм что-то ответил. Сейчас важны были не слова — тон, тембр, поворот головы. Скверный пафос звучал в голосе Гранта Уйма. Демонстративно звучал. Битый лед пополам с битым стеклом.

— Грант! Прикажи, чтобы сюда не входили…

— Нет.

— Да. — Хайдаров наклонился к пульту. — Сядь спиною ко мне. Я приказываю, Уйм!

Наспех надетый «эльф» давил на горло. О господи, подумал Хайдаров, сейчас Оккам и откажется выдать кривые Гранта Уйма. Но знакомый рисунок послушно вычертился на мониторе Оккама.

Грант Уйм сверкнул зубами, изображая улыбку.

— Ладно, куратор. У меня все в порядке.

— Послушайте, Грант, вы же знаете, что отказ от помощи куратора уже говорит о неблагополучии?

— Я не мальчик, — отрезал Уйм, — извините меня — дела… Такэда!

Интерком не ответил. Командир растерянно посмотрел на Хайдарова, и тот понял — можно.

— Грант, вы хотите спать. Вы очень хотите спать. Под веками — песок. Глаза закрываются, закрываются… Вам становится хорошо и прохладно, — говорил он размеренно. — Хотите спать. Глаза закрываются. Вы спите. Спите. Спите…

Командир Уйм честно спал. Хайдаров закатал левый рукав его скафандра, всадил иглу, сдавил шприц-ампулу. Так… Теперь — внимание к деталям… Опустить рукав и будить, либо играть в открытую?

В открытую — всегда лучше. Это — первое. Второе: Грант хотел, чтобы я его переборол. Хотел, правда, бессознательно, — но дал себя загипнотизировать в две минуты. То есть сотрудничал…

— Грант. Проснитесь, — проговорил он.

Командир пошевелился, и в тот же момент Хайдарова буквально повернуло — ему показалось, что на экране появилась звезда. Нет… Под потолком вспыхнула и сейчас же погасла «пчелка» — оранжевая сигнальная лампа, соединенная с объективом корабельного компьютера. Машина наблюдала за ними. По-видимому, не хотела, чтобы они это замечали…

Уйм проговорил:

— Так. Я в порядке. Благодарю, Никола.

— Ты еще не в порядке, — сказал Хайдаров. — Слушай. Твоей вины здесь нет.

— Куратор, вы теряете чувство меры, — холодно сказал Уйм.

— Очень может быть. Но что я знаю, то я знаю. Пассажиров не высадил — верно, и за это будешь держать ответ. А в другом ты не виноват.

— Ты про Шерну?

— Боже мой, конечно — нет…

Уйм пронзительно взглянул на него. Растер локоть, отвернул рукав.

— Так. Спасибо. У тебя все? Такэда! Прошу сюда!

Сейчас же всхлипнул люк, сверху вплыл Такэда — отсалютовал шлемом Хайдарову, прыгнул к пульту и несколько секунд висел в позе ныряльщика, рассматривающего дно. Проговорил:

— Блокада по всем статьям. Гравиметры, жироскопы, все диапазоны частот, корпускулярные датчики, микрометеорные датчики. Глухо.

Командир сухо перебил:

— Собирай экипаж. Десять минут обмена мнениями.

В рубку вплывали один за другим, как глубоководные рыбы в темный грот, серебряные скафандры с красными номерными дисками. Отблескивая серебряным и алым в столбе света, падающего сверху, они ловко переворачивались, откидывали кресла, садились. Жермен тут же ухватил Хайдарова за нагрудник скафандра и начал информировать. С тысячью подробностей. Хайдаров покорно кивал, округлял глаза, поднимал брови. Не слушал. Минуту назад он фактически кончил следствие. Силлогизмы выплывали один за другим, как номерные диски на скафандрах, и рассаживались по местам. В тысячный, наверно, раз Хайдаров удивлялся непостижимой механике мозга — самые каверзные построения свершаются в наиболее неподходящие минуты. Теперь ему было непонятно, как такая простая задача могла казаться неразрешимой — боже ты мой, Шерна ведь был куратор! Он усмехнулся про себя и услышал слова Марселя:

— …Форменным образом! Я сразу сказал: у него нет массы — он поворачивал мгновенно, под углом к прежнему курсу!

— То есть как под углом? — очнулся Хайдаров.

— О! Именно! Показать? Оккам, проекцию маршрута НО на орбитальную плоскость! На экран!