Обскура

Он вернулся в свою мастерскую. По крайней мере, здесь он чувствовал себя в безопасности. В этой комнате тоже были печи — три чугунных цилиндра высотой полтора метра, с литым узором из акантовых листьев. Они стояли в ряд в центре комнаты, чтобы матери было не холодно работать здесь даже в разгар зимы. Три трубы вертикально поднимались вверх, словно трубы трансатлантического парохода. Его мать смеялась над этими излишествами, свидетельствующими о любви мужа и его заботе о ней.

Люсьен Фавр приблизился к стоящей на треножнике фотокамере. Впервые она казалась ему каким-то адским жерлом или установленным на эшафоте орудием казни.

Он отвернулся и взглянул на свою картину, сейчас представшую пред ним во всей наготе. Без призмы объектива зрелище было ужасающим. Что же он сотворил?! Голова негритянки сильно клонилась набок — видимо, проволока оказалась слишком слабой. Он сделал несколько шагов к мертвому телу, собираясь это исправить, но остановился на полпути. Повернувшись к стеклянной стене, он увидел сияющее голубое небо, освещенное яркими лучами солнца. Но это зрелище совершенно не соответствовало его состоянию души. Он снова обратил взгляд на мастерскую. Его картина была слишком импозантной, она давила на него. Как теперь от нее избавиться? Он не смог подавить рыданий. Он был один, совсем один в своем пустынном королевстве, и окружением его были лишь две его модели, которые пристально смотрели на него остекленевшими глазами.

Он вздрогнул, услышав шум подъезжающего экипажа. Ему не могло померещиться — слух его никогда не подводил. Он снова выглянул наружу. По дорожке, окружающей пруд, двигались два экипажа. Рядом с кучером одного из них сидел еще какой-то человек, а между ними — третий, кажется ребенок. Что это могло означать?

На глазах у него опять выступили слезы. Итак, это случилось быстрее, чем он предполагал… «Клод!» — задыхаясь, прохрипел он. Почему он все еще его зовет? Какая глупость! Нельзя было оставлять его без присмотра! Но, в конце концов, снимки уже сделаны, они прибыли слишком поздно. Они не смогли помешать ему завершить его шедевр. Мельком взглянув сквозь стекло, он заметил, что экипажи остановились у подножия лестницы.

Оставалось искать поддержки разве что у натурщиц — но, по сути, их тоже давно уже здесь не было.

Глава 44

Жан первым соскочил с подножки экипажа. Он с изумлением разглядывал здание, построенное в форме гигантского куба, как вдруг заметил боковым зрением какое-то движение и опустил голову: к нему с глухим ворчанием подбегали две огромные рыжие собаки. Он оцепенел. «Не двигайтесь слишком резко», — произнес кто-то у него за спиной. Нозю шагнул веред, слегка наклонился и издал легкий свист. Затем протянул вперед руку ладонью вверх. Вся враждебность собак тут же исчезла. Видимо, инспектор и его коллеги привыкли общаться со служебными собаками.

Все прибывшие собрались плотной группой у подножия лестницы и остановились в некоторой нерешительности, заметив, что входная дверь приоткрыта. Изнутри не доносилось ни малейшего звука. Парк тоже был безмолвным — ни пения птиц, ничего. Как будто сама природа погрузилась в траур по какой-то еще непонятной причине. Судорожный кашель Анжа вывел Жана из оцепенения, и он быстро начал подниматься по лестнице, перешагивая по две ступеньки. Оказавшись на верхней площадке, он толкнул массивную застекленную дверь, защищенную узорчатой решеткой… Нозю, Жерар и Анж следовали за ним по пятам.

Гигантские размеры и великолепие холла повергли всех в изумление. Обведя взглядом обстановку, Жан заметил над огромным камином герб семьи Фавр, в котором были объединены все элементы, принесшие ей сказочное богатство. А также стол, размерами вполне соответствующий всему помещению, многочисленные головы оленей, чьи бесполезные рога поднимались кверху к кессонному потолку, и несколько дверей, ведущих в смежные залы.

— Полиция! Есть тут кто-нибудь? — закричал Нозю. К нему вплотную приблизились Лувье и остальные полицейские.

Но их по-прежнему окружала непроницаемая завеса тишины, в которой обитали одни лишь призраки убитых оленей — былых охотничьих трофеев, делающих обстановку еще более мрачной. Конечно, тут было что-то не так — наполовину открытая дверь и полное отсутствие признаков жизни в таком огромном доме… При обычных обстоятельствах кто-то уже должен был бы выйти к ним навстречу. В особняке такого размера, по идее, должно быть столько же прислуги, сколько жителей в небольшой деревушке. И вдруг — никого. Как будто все слуги вместе с хозяином в спешке покинули дом.

Жан услышал позади какой-то звук, похожий на стон. Он обернулся. Одна из собак стояла на пороге. Он слегка щелкнул пальцами, и собака вошла внутрь, за ней другая. Они быстро пересекли холл и устремились к лестнице. Легкое позвякивание их ошейников было единственным звуком, нарушавшим тишину. Жан первым устремился вслед за псами.