Обскура

— Мане… Настоящий виртуоз, — задумчиво произнес он с нотой восхищения в голосе. — Просто чудо какое-то. Я всегда удивлялся, как может столь разумный и благопристойный на вид человек вызывать такие громкие скандалы.

Как всегда по вечерам, отец закрыл витрину с видом на Лувр металлической шторой, и сейчас мастерская казалась полностью отгороженной от мира. Фитилек масляной лампы в последний раз ярко вспыхнул и погас, отчего часть комнаты погрузилась в полумрак.

— А эти скандалы он вызывал сознательно?

— Трудно сказать. В нем была некая наивность, и каждый раз после очередного скандала он был очень удручен. Настолько, что, если бы не помощь его друзей, например Бодлера и Золя, он вряд ли нашел бы в себе силы продолжать. Хотя… этого я точно не знаю. Однако мне кажется маловероятным, что, создавая «Завтрак на траве» и «Олимпию», он ни на минуту не задумывался о том, какими могут быть последствия… Но почему ты спрашиваешь?

— Дочь одной моей пациентки была найдена мертвой. Ее тело стало главным элементом мизансцены, в точности копирующей «Завтрак на траве».

Габриэль Корбель не читал газет и жил довольно уединенно. Он не знал ни о существовании убийцы, одержимого творчеством Мане, ни о девушках, убитых отравляющим газом, ни о недавней поездке Жана в клинику доктора Бланша. Сказав, что убитая девушка была дочерью его пациентки, Жан немного погрешил против истины, но ему нужно было как-то объяснить отцу свой интерес к этому делу.

Габриэль неопределенно взглянул на него, что-то бормоча себе в бороду и машинально вертя в руках несколько тюбиков с красками.

— Он почти всю жизнь прожил в двух шагах отсюда, в доме номер пять по улице Августинцев. Он изучал свое ремесло в мастерской Тома Кутюра — автора «Римлян эпохи упадка». Позже в своем творчестве он использовал все, чему там научился. Эта его манера четко обводить контуры — он перенял ее от Кутюра…

Жан с трудом подавил нетерпение. Все же он хотел услышать не лекцию о технике живописи Мане. Но приходилось слушать все подряд в надежде узнать что-то действительно интересное.

— Это Кутюр научил его составлять особый оттенок для изображения плоти — смесь свинцовых белил, желтой охры и киновари. Но также он использовал краски, не смешивая, — Мане и это позаимствовал. Благодаря этому обучению Мане стал одним из последних живописцев, применявших методы, которые использовали еще испанские, фламандские и голландские мастера… Так что его работы впечатляют еще и за счет владения этими техниками. Это обеспечило им дополнительную известность, помимо скандальной. Если бы те же самые картины были написаны небрежно, на скорую руку, разве кто-то обратил бы на них особое внимание?

Габриэль замолчал. Видимо, этим риторическим вопросом он завершил свою лекцию. У Жана были и другие вопросы, но задавать их отцу было бессмысленно. Однако даже из этих сведений, возможно, удастся что-то извлечь… Например, упоминание о классической манере живописи и о мастерской Кутюра, где впоследствии Мане, скорее всего, значился на первом месте в списке учеников, когда-либо там занимавшихся, — на всякий случай это стоит запомнить.

— Но это не единственная причина…

Взгляд Габриэля словно был устремлен прямо в душу сына. Жан невольно вздрогнул.

— Нет, не единственная… «Завтрак на траве» и «Олимпия» — эти две картины продолжают великую традицию, восходящую к Тициану, Гойе и Энгру. Но те изображали обнаженными богинь и одалисок, а Мане впервые изобразил обычную женщину, ничем не отличающуюся от тех, которых мы видим на улицах каждый день. Женщину, чья нагота не окружена таинственным ореолом божественности или хотя бы экзотики. А поскольку Мане применял ту же технику, что и великие мастера, впечатление от этой вульгарной наготы, запечатленной на его полотнах, было шокирующим вдвойне. Но… что ты собираешься делать с этими сведениями?

Жан не ожидал такого прямого вопроса. Но отец, кажется, хотел еще что-то добавить… Он всегда уважал решения сына, даже если они глубоко печалили его самого — как, например, выбор медицинской карьеры, не оставлявший сомнений, что семейная традиция, связанная с живописью, будет прервана.

— Разве тебе недостаточно бороться с болезнями? — мягко спросил Корбель-старший. — Пусть тем делом занимается полиция.