Обскура

Тишина и пустота квартиры сводили его с ума. Он чувствовал себя подопытным животным, предназначенным для вивисекции и в тревоге мечущимся по клетке, предчувствуя свою судьбу.

Он больше не мог оставаться в этих стенах, хранящих следы присутствия Сибиллы — букет астр, который она принесла три дня назад со спектакля, вышивку с узором из роз, которую она все никак не могла закончить, и другие подобные мелочи, отовсюду бросающиеся в глаза. Жан не мог смотреть на все эти вещи и не думать о том, что сама Сибилла находится сейчас непонятно где, в руках убийцы, и, может быть, как раз в эти мгновения умирает мучительной смертью… Он как будто пребывал в одной квартире с призраком и, чтобы избавиться от этого ощущения, выпил гораздо больше вина, чем обычно. Это, конечно, было очень некстати, поскольку именно сейчас от него требовалось сохранять ясность мышления и не терять даром времени — каждый час был на счету. Не говоря уже о том, что вино почти не помогало обо всем этом забыть…

В конце концов Жан вскочил, поспешно оделся, нахлобучил на голову котелок и вышел из дому. Был поздний вечер, но еще не совсем стемнело. Он направился на другой берег по мосту Карусель. Посередине моста, на одинаковом расстоянии от двух берегов, можно было без помех любоваться мерцающими на небе звездами — свет уличных фонарей сюда не доходил. Какое-то время Жан простоял на мосту, глядя на небо и жадно вдыхая свежий воздух, чтобы развеять опьянение. Но даже если звезды и предсказывали его судьбу, он не мог расшифровать их предсказаний. Наконец он оторвался от этого бездумного созерцания и продолжил свой путь.

Он сомневался, что полиция приложит серьезные усилия, чтобы найти какую-то безвестную комедиантку, жену нищего медика. Поэтому ему не следовало оставаться в стороне.

Минут через двадцать, пройдя несколько улиц, еще довольно оживленных в этот час, Жан оказался на улице Рише. Грохот фиакров и шум голосов представляли разительный контраст с тем состоянием сосредоточенной одержимости, в котором он пребывал.

Глава 23

Обскура имела право уходить из дома одна, но при этом не должна была встречаться с мужчинами. Жюль Энен намекнул ей на это с самого начала. Он снял для нее отдельные апартаменты с тем условием, что каждый вечер она должна быть дома — во всяком случае, возвращаться не слишком поздно. И разумеется, он легко мог выяснить, где она бывает. Разве не достаточно для этого подкупить консьержку? Или нанять кого-то для слежки? Столько предосторожностей, чтобы сохранить ее только для себя — но при этом даже не пользоваться ей! Однако Обскура смирилась и с этими условиями, и со своим вынужденным целомудрием. Она встречалась только с подругами и возвращалась домой не позже полуночи. Какой-то необъяснимый страх мешал ей обмануть своего покровителя и сблизиться с кем-то другим — например, с тем очаровательным молодым медиком, которого она чуть не притащила к себе из «Фоли-Бержер». Его даже не пришлось долго соблазнять: он сразу втюрился в нее без памяти.

Чтобы забыть об установленных для нее ограничениях, она пыталась чаще вспоминать о преимуществах своего нынешнего положения: прежде всего, очаровательная квартирка, спокойная безбедная жизнь, Эктор, ее попугай… Однако зачастую она спрашивала себя, как может такой вялый, бесцветный тип, как Жюль Энен, вызывать у нее страх. Впервые в жизни она встретила человека, в котором чувствовала своего господина, и тот факт, что им оказался именно этот мозгляк, вызывал у нее отвращение.

Она обращала на лицо каждого встречного мужчины растерянный и в то же время провоцирующий взгляд. Растерянность объяснялась ее хрупкостью, внутренним изъяном, который когда-нибудь ее погубит… Провокация была вызвана ее желанием и природным бесстыдством. Такое сочетание сводило с ума одних и обостряло жестокость у других, возбужденных ее показной слабостью. Она всегда умела играть на мужских страстях, благодаря чему вертела своими поклонниками как хотела. Некоторым это нравилось, других, напротив, бесило. И вот теперь, после всего, подчиняться какому-то скользкому типу, который думает только о своих делах и доходах! О, как она его ненавидела!..

…Облокотившись на стойку бара, Миньона заказала еще две порции абсента. Ее болезнь прогрессировала, она чувствовала себя все хуже и пила сверх всякой меры. Несколько раз Обскуре приходилось ее поддерживать, чтобы она не упала, но однажды это все же произошло. Они обе нашли в себе силы над этим посмеяться, однако смех звучал слишком громко, чтобы быть искренним.