Обстановочка (сборник)

Диспут

Три курсистки сидели над «Саниным»,
И одна, сухая как жердь,
Простонала с лицом затуманенным:
«Этот Санин прекрасен, как смерть…»

А другая, кубышка багровая,

Поправляя двойные очки,
Закричала: «Молчи, безголовая! —
Эту книгу порвать бы в клочки…»

Только третья молчала внимательно,

Розовел благородный овал,
И глаза загорались мечтательно…
Кто-то в дверь в этот миг постучал.

Это был вольнослушатель Анненский.

Две курсистки вскочили: «Борис,
Разрешите-ка диспут наш санинский!»
Поклонился смущенный Парис,

Посмотрел он на третью внимательно.

На взволнованно-нежный овал.
Улыбнулся чему-то мечтательно
И в ответ… ничего не сказал.

<1908>

Гармония

Направо в обрыве чернели стволы
Гигантских развесистых сосен,
И был одуряющий запах смолы,
Как зной неподвижный, несносен.

Зеленые искры светящих жуков

Носились мистическим роем,
И в городе дальнем ряды огоньков
Горели вечерним покоем.

Под соснами было зловеще темно,

И выпи аукали дружно.
Не здесь ли в лесу бесконечно давно
Был Ивик убит безоружный?..

Шли люди – их лица закутала тьма,

Но речи отчетливы были:
«Вы знали ли Шляпкиных?» – «Как же, весьма, —
Они у нас летом гостили».

– «Как ваша работа?» – «Идет, – ничего,

Читаю Роберта Овена».
– «Во вторник пойдем в семинар?» – «Для чего?»
– «Орлов – референт». – «Непременно».

– «Что пишет Кадушкин?» – «Женился, здоров,

И предан партийной работе».
Молчанье. Затихла мелодия слов,
И выпь рассмеялась в болоте.

<1908>

Из «шмецких» воспоминаний

Посвящается А. Григорьеву

У берега моря кофейня. Как вкусен густой
шоколад!
Лиловая жирная дама глядит у воды на закат.

«Мадам, отодвиньтесь немножко! Подвиньте

ваш грузный баркас.
Вы задом заставили солнце, – а солнце
прекраснее вас…»

Сосед мой краснеет, как клюква, и смотрит

сконфуженно вбок.
«Не бойся! Она не услышит: в ушах ее ватный
клочок».

По тихой веранде гуляет лишь ветер да пара щенят.

Закатные волны вскипают, шипят и любовно
звенят.

Весь запад в пунцовых пионах, и тени играют

с песком,
А воздух вливается в ноздри тягучим парным
молоком.

«Михайлович, дай папироску!» Прекрасно

сидеть в темноте,
Не думать и чувствовать тихо, как краски растут
в высоте.

О, море верней валерьяна врачует от скорби и зла…

Фонарщик зажег уже звезды, и грузная дама ушла…

Над самой водою далеко, как сонный, усталый

глазок,
Садится в шипящее море цветной, огневой ободок.

До трех просчитать не успели, он вздрогнул

и тихо нырнул,
А с моря уже доносился ночной нарастающий
гул…

1909

Шмецке

Бурьян

В пространство