Обучение Элис Уэллс

Посмеиваясь, ерошу волосы. Я не из того типа парней, ради которых девушки совершают подвиги. Девушки не любят меня, а просто желают. Позволяют себя трахать — конечно, но не более того. Никаких чувств, никаких нежностей. Они никогда не остаются на завтрак или выталкивают меня до него. Они знают, что я из тех, кто рушит жизни, поэтому держатся на расстоянии, и правильно делают. Не хочу ломать чью-то жизнь так же, как свою. Меня не ждет большое будущее. Как говорил мой дражайший папаша: «Единственное, что тебя ждет в жизни, — это тюрьма, сосунок».

Трясу головой. Я придурок. А еще подвыпивший извращенец, если учесть, что сейчас стою под окном Элис. Кое-как добираюсь домой, поймав возле супермаркета машину пожилого мужчины с собакой. Вваливаюсь в квартиру и, путаясь в ногах, плетусь мимо стойки, забитой бутылками от пива и вина. В воздухе стоит тяжелый запах макарон и энергетиков, повсюду валяются геймпады от приставки. Прохожу комнату Миранды и Сета, комнату Трента и плюхаюсь на свою кровать. Белый потолок превращается в огромный экран для трансляции моих воспоминаний. Элис. Волосы Элис, изгибы ее дрожащих бедер, отблеск влаги на пальцах…

Вытаскиваю член и яростно сжимаю — у него нет и шанса.

— П-прости меня, — имею совесть произнести. — Правда прости, принцесса.

Одно последнее воспоминание о ее миленьком личике, раскрасневшемся и блаженном, и я кончаю в кулак — быстро, обильно, горячо, как разгорается летом лесной пожар.

 

Глава пятая

Элис

С утра пораньше мне пишет Раник и просит принести его домашку к корпусу F. Видите ли, она нужна ему на первую пару. Прибежав туда со всех ног, я подхожу к обусловленному железному столу. Раник, как всегда, в кожанке и рваных джинсах выглядит расслабленным и надменным.

— Держи, — передаю ему папку с домашкой. — Два доклада и одно эссе. С аннотациями и дубликатами, чтобы тебе было легче.

Раник достает из куртки буррито, берет несколько листов из папки и, пробежавшись золотисто-зелеными глазами по первым строчкам, улыбается.

— Да чтоб мне провалиться, ты даже скопировала мой стиль.

— Несмотря на отвратительный акцент, — подкалываю я, садясь напротив парня.

— Ты не находишь мой луизианский акцент очаровательным?

— Я не нахожу в тебе ничего очаровательного. Кроме перспективы, что ты скоро оставишь меня в покое.

Он с улыбкой качает головой, и его темные волосы падают на глаза.

— Ладно, проехали. Любишь пляж?

— Шутишь, да?

Раник ухмыляется, кусая буррито.

— Даже и не думал.

Я поправляю очки и недовольно смотрю на свой чай латте и шоколадный маффин.

— Ты прервал мой любимый прием пищи, чтобы позвать на пляж?

— Завтрак — твой любимый прием пищи? — спрашивает Раник с набитым ртом.

— Не съезжай с темы, — огрызаюсь в ответ. — Я не могу пойти с тобой на пляж.

Он проглатывает еду и удивленно смотрит на меня.

— Почему? Это урок. К тому же солнечные октябрьские денечки скоро закончатся, принцесса. Ты пожалеешь, что не пошла, когда пасмурная погода и дожди будут стоять круглые сутки.

— Я не могу, — повторяю упрямо.

— Все ты можешь.

— Тогда не хочу, — буркаю я. — Никуда я не пойду.

Раник вздыхает и выпрямляется, скручивая фольгу от буррито в шарик.

— Не встречал еще девушку, которая бы так ненавидела пляж. Даже милые книголюбки любят почитать, лежа на песочке.

— И я тоже. Просто не люблю океан. — А еще плавать перед парнями.

Раник вздергивает бровь.

— Почему? Боишься, что над тобой в купальнике будут смеяться?

Я вздрагиваю, и Раник шумно выдыхает.

— Какой-то членоносец смеялся над тобой на пляже или что?

— Нет, и не произноси это слово.

— Какое? Член?

Я вся заливаюсь краской. Раник поднимает бровь еще выше и ухмыляется.

— Хорошо, ладно. Найду другое место для урока.

Меня удивляет то, как быстро он отступает.

— Разве тебе не интересно, почему я не хочу идти? — спрашиваю я.

— Интересно, но это твое право. Не люблю лезть в чужие дела.

— И уверена, не любишь, когда другие лезут в твои.

Он кивает.

— Поверить не могу, — фыркаю я. — Раник Мейсон, шантажист, бабник и правонарушитель, чтит приватность.

— Что за намеки, моя драгоценная маленькая Снежная королева? — Его глаза загораются. — Где сказано, что парень с дурной славой не может быть закрытым? Я не раскрываю всех карт.

— И все же раскрыл парочку, запугивая Мэтерса.

— Мэтерс сам напросился. Он приставал к отличницам с прошлого года.

— А, ну да. Ты ведь здесь уже не первый год. Из-за твоей незрелости постоянно забываю, что ты на третьем курсе.

Большинство парней расстроились бы или обиделись, но Раник хохочет.

— Конечно, принцесса. Это я тут незрелый.

— Чего смеешься? Так и есть.

Он смотрит на меня, его острые скулы оттеняет свет утреннего солнца, которое выглядывает из-за здания.

— Это не я не могу произнести слово «член», не покраснев до корней волос.

— Я могу это произнести. Пенис. — На секунду поджимаю губы. — Пенис, пенис, пенис.

— Нет, «пенис» — не то же, что «член». «Пенис» — это по-научному. Конечно, ты можешь это произнести. А вот «член» звучит уже реальнее. — Он усмехается. — Более грязно.

— Грязнее, — холодно поправляю я.