Обучение травами

Поскольку незадолго до этого разговора я выполнял упражнения по выправлению искаженных кирпичиков модели мира, это было нетрудно сделать. Даже без указаний Лин я знал, как я должен поступить, чтобы изменить вредную для воина установку.

Восстановив в ощущениях нужный отрезок времени, я переместился в позицию стороннего наблюдателя и выполнил медитацию осознания, внедрив в свою модель мира новый опыт, заставивший меня произвести переоценку ценностей. В этом новом опыте женщина могла быть как символом женственности, так и жестоким и беспощадным врагом.

Сохранив осознание этого ощущения, я снова переместился внутрь «первого кирпичика Вероники», но мой жизненный опыт теперь был иным. Моя реакция была самой естественной неосознанной реакцией на неожиданную агрессию, и в этом не было ничего ужасного или постыдного. Я почувствовал, как прежнее восприятие ситуации уплывает назад по нити жизни, угасая и растворяясь в бесконечности.

Угрызения совести больше не терзали меня. Мое новое ощущение себя было таким непривычным, что я попытался вернуться к своему прежнему осознанию. В ностальгическом порыве вернуть утраченные иллюзии детства я неожиданно для себя самого попытался воспроизвести его, но оно ускользало, как льдинка, тающая на раскаленной сковородке.

Мне вдруг вспомнились слова Лин:

— То, как ты реагируешь на женщину, должно определяться лишь контекстом данного момента. Старайся использовать лучшее, что в ней есть, и мягко обходи острые углы, но никогда не проецируй на нее своих ожиданий.

Хотя в тот момент речь шла совсем о другом, лишь сейчас я осознал важность заключительной части фразы; «Никогда не проецируй на нее своих ожиданий».

Я попробовал представить себе какую-то абстрактную женщину. Перед моим внутренним взором возник неясный расплывчатый образ. Я не знал, кто эта женщина, чего она хочет и что я мог бы ожидать от нее в следующий момент.

Мое восприятие ее было ровным и чистым, как белый лист, на котором жизнь должна была оставить свои отметки. Я ничего не проецировал на нее. Я просто ждал.

— Вот видишь, ты это сделал, — прошептала Лин, всем телом прижимаясь ко мне.

Глава 10

На зимние студенческие каникулы я съездил в Москву навестить сестру, а заодно посмотреть, чем дышит столица. В отличие от по-южному спокойного Симферополя жизнь в Москве била ключом, и сестра активно вращалась в ее бурлящих водоворотах.

В предыдущих книгах я много рассказывал о моих родителях, но мало упоминал о сестре. Леночка, подобно большинству членов моей семьи по линии матери, обладала яркой и всеподавляющей индивидуальностью. В наследство от мамы ей достался устойчивый огненный темперамент и на редкость властный характер. Но если у матери недостатки характера компенсировались исключительно щедрым и добрым сердцем и наилучшими намерениями по отношению к окружающим людям, огненная воля сестренки была направлена лишь на немедленное удовлетворение ее личных потребностей, выражавшихся в чрезмерно развитой жажде господина, жажде поклонения, жажде самолюбования, жажде острых ощущений и т. п.

Сестра была театральным критиком и, естественно, вращалась в среде актеров, режиссеров, писателей, поэтов и прочих представителей московского бомонда, среди которых встречались весьма эксцентричные личности.

Яркая классическая красота сестры, ее властная и гордая осанка в сочетании с необузданной сексуальностью воздействовали на мужчин почище, чем валерьянка на котов. Именно благодаря этим своим качествам провинциальная девочка, закончившая факультет журналистики и отправившаяся покорять столицу, ухитрилась в относительно короткий срок сделать в Москве головокружительную карьеру.

Для начала она заморочила голову пожилому академику, который в благодарность за счастье находиться рядом со столь прелестным юным созданием купил ей кооперативную квартиру. Затем последовала непрерывная череда высокопоставленных и престижных любовников, как наших, так и зарубежных. Благодаря этому я с раннего детства познакомился с жизнью богемы.

С моей точки зрения, мужчины, испытывающие неодолимую тягу к Леночке, были совершенно лишены инстинкта самосохранения. Сестренка, несмотря на свое рабоче-крестьянское происхождение, всегда держалась с надменностью и высокомерием аристократки, взирающей свысока на копошащихся у ее ног ничтожных представителей мужского пола и милостиво предоставляющей им возможность приглашать ее в дорогие рестораны, дарить драгоценности и меха, а также выражать неустанное восхищение ее особой.

Капризная властность сестры привлекала мужчин, которым нравится покорять женщин так, как покоряют вершины: чем стервозней и недоступней дама их сердца — тем лучше, поскольку это подогревает азарт борьбы. Однако, покорив вершину, немногие удерживались на ней даже в течение месяца. Сестренка со своими непомерными требованиями, скандалами и капризами неизменно ухитрялась рано или поздно довести до белого каления даже самых верных своих обожателей.