Обучение у воды

– Давай, – согласился я. – А какую?

– Выбирай сам.

– Ты знаешь «Смело, товарищи, в ногу»?

– Конечно, знаю, – сказал Ли с таким видом, как будто он провел большую часть своей жизни в царских застенках среди соратников по партии.

– Смело, товарищи, в ногу,

Духом окрепнем в борьбе… – запели мы.

Учитель пел торжественно и серьезно. Удивительно, но его акцент не коверкал песню и не делал ее смешной.

– А теперь споем «Вихри враждебные веют над нами», – сказал он.

Я вошел во вкус и пел с чувством и с удовольствием.

– На бой кровавый, святой и правый,

Марш, марш вперед, рабочий народ! – закончили мы.

Я ощутил мягкую обволакивающую тишину леса и удивительное будничное спокойствие ненастного летнего дня, так контрастирующее с эмоциями, пробуждавшимися от пения.

– Что тебе нравится в этих песнях? – спросил Ли.

– Мне все нравится, – я пожал плечами. – И музыка, и слова.

– А теперь представь, что ты – белогвардеец и смертельно ненавидишь коммунистов, – сказал Учитель. – В таком случае тебе нравились бы эти песни?

– Наверно, нет.

– А почему?

– Потому что в этом случае они были бы чуждыми моему духу.

– Но ведь музыка и слова остались бы теми же самыми. Что же для тебя главное в революционных песнях?

– Наверно, их эмоциональный настрой. В них говорится о братстве, свободе и справедливости, об общечеловеческих ценностях, близких и понятных каждому нормальному человеку.

– Эти песни пробуждают волевые эманации, родственные твоему духу, – сказал Ли. – У каждого человека есть свои песни. Ты идеалист и склонен к абстрактному мышлению, поэтому идеи свободы, справедливости и братства так тебя привлекают. Но другому человеку, замкнутому в своем внутреннем мире, с конкретным мышлением, живущему по своим собственным законам справедливости, песня о женщине с дынями была бы гораздо ближе, чем революционные песни, и пробудила бы в нем соответствующие волевые эманации.

– Это понятно, – сказал я. – Естественно, что каждая песня определенным образом воздействует на человека, но ведь ты хочешь сказать мне о чем-то другом. Ты утверждаешь, что волевые эманации развивают внутреннюю силу, а песни пробуждают волевые эманации. Я согласен с этим, но я с детства очень много пел, и не заметил, чтобы это в значительной степени повлияло на меня или на состояние моего духа.

– Это так, потому что ты не умеешь петь, – сказал Учитель.

– Конечно, я не умею петь… – начал я.

– Я не имею в виду голос, слух или профессионализм, – прервал меня Ли. – Уметь петь означает задействовать с максимальной силой волевые эманации, пробуждаемые песней.

Я смотрел на него, ожидая продолжения.

– Сейчас ты споешь те же самые песни один, без меня, не обращая внимания ни на мелодию, ни на текст, и сосредоточишься на тех ощущениях, которые вызовут у тебя песни, так, чтобы они заполнили и поглотили тебя целиком, – предложил Учитель.

Я запел, но состояние усталости не позволяло мне полностью погрузиться в пение, хотя эмоциональный порыв, пробудившийся во мне, был достаточно сильным. «Смело, товарищи, в ногу» создавало у меня состояние душевного подъема, чувство локтя и единения с друзьями-единомышленниками, дающее ощущение безопасности, силы и причастности в великому делу.

Совершенно иная, глухая, мощная, яростная эмоция поднималась изнутри от песни «Вихри враждебные веют над нами».

Ли заставил меня пропеть эти песни несколько раз и в конце концов укоризненно покачал головой.

– Посмотри на меня, – сказал он. – Сейчас я спою их по-настоящему, так, как должен петь воин, пробуждающий волевые эманации.

Ли запел «Вихри враждебные». На этот раз его голос звучал совершенно по-иному. Он стал гораздо более глубоким и сильным. Учитель смотрел мне прямо в глаза, и я поразился перемене, происшедшей с его лицом, а потом мое тело оцепенело. Не знаю, с чем сравнить мое состояние, наверно, оно было похоже на ощущения кролика под взглядом удава. Ли был воплощением яростной, бескомпромиссной, звериной ненависти, готовой смести и уничтожить все на своем пути. Эта ярость неуловимым изменением ритма вибрировала в его голосе, бушевала в напряженном оскале его рта и диком прищуре глаз.

На мгновение черты Учителя смазались, как будто глаза мои вышли из фокуса, а потом я увидел энергетические потоки, идущие из рук, глаз, груди и солнечного сплетения Ли, потоки, порожденные мыслеобразами, основанными на волевых эманациях песни.

Сначала эти потоки направились вниз, закружившись вокруг ног Учителя, а потом стали подниматься вверх, окутывая тело Ли серебристо-дымчатым смерчем. Смерч поднялся на несколько метров над землей и стал раскручиваться по расширяющейся спирали. Потом он нагнулся ко мне и окутал мое тело.