Обучение женщиной

Когда я вышел на площадь ялтинского автовокзала, часы уже отмерили полночь. Я знал, что эта встреча будет необычной, и меня охватило лихорадочное возбуждение. Южная ночь всегда вызывала в моей душе особые чувства. Черный цвет в традициях Спокойных был особым цветом, цветом мудрости и осознания, и глубокая бархатная чернота ночи вызывала во мне одновременно и настороженность и смутные, но глубокие и волнующие ощущения чего-то необычного, таинственного и удивительного, скрывающегося под ее покровом.

Я вдохнул полной грудью теплый воздух красивейшего города Крыма, в котором даже бензиновая вонь автовокзала не могла заглушить ароматы цветущих растений и трав.

Я подумал, что для настоящего крымчанина, с детства успевшего облазить все самые потаенные уголки Крымского полуострова весь Крым воспринимается, как один большой город, в котором, как и в любом городе, есть места, особенно близкие и дорогие сердцу. Ялта была одним из таких особых мест для меня. Учитель уже не первый раз назначал мне свидание именно в Ялте, и эти встречи всегда оказывались в чем-то особенными.

Я испытывал такой подъем чувств, что, хотя времени до встречи оставалось в избытке, я не мог спокойно идти и побежал, скорее даже помчался со всех ног вниз по улице, к морю. Мелькнула мысль, что в такое время бегущий человек может вызвать подозрения у чересчур бдительного наряда милиции, а я, как назло, забыл прихватить с собой паспорт, но все обошлось, и до моря я добрался без приключений.

Сбавил ход я только на набережной. Ночь была безлунной, и неяркий свет фонарей освещал лениво вздыхающую черную безбрежность моря. Время было позднее, и народу на набережной почти не осталось, только кое-где на лавках целовались и обнимались влюбленные парочки.

Место нашей встречи — лавочка в укромном углу небольшого скверика чуть поодаль от моря, к счастью, не было занято. Учитель еще не пришел, и я, присев на скамейку, залюбовался размытым в темноте силуэтом роскошной цветущей магнолии, росшей неподалеку. Казалось, что ее крупные ослепительно белые цветы фосфоренцируют в свете фонарей.

Ли не заставил себя долго ждать. Как всегда, он появился неожиданно, бесшумно вынырнув из темноты, как привидение из стены древнего замка.

— Я рад тебя видеть, — сказал Учитель, садясь на противоположный конец скамейки и непривычным, показавшимся мне нарочитым и демонстративным жестом положив руки на колени. Он сидел с ровной спиной, как пианист, готовящийся прикоснуться к клавишам рояля на ответственном выступлении, и, не шевелясь, смотрел в черную непроглядность моря, напоминавшего о себе только тихими мерными вздохами волн.

— Я тоже рад тебя видеть, — откликнулся я.

— Сегодня мы будем говорить о чувствах, — сказал он каким-то особенным голосом.

Я внутренне напрягся. Мне не нравился пафос происходящего.

— Ты уезжаешь? — спросил я.

— Да, но на этот раз всерьез и надолго, — ответил Учитель.

— Мне будет тебя не хватать, — ровным голосом сказал я, сам удивляясь своему спокойствию.

Ли повернул голову и внимательно посмотрел мне в глаза.

— С мужской ипостасью дао ты прощаешься легче, чем с женской, — улыбнулся он.

Я наслаждался до боли знакомыми язвительными нотками в его голосе.

— Наверное, я уже изучил искусство прощаться, — с легкой грустью сказал я.

— Похоже, что да, — откликнулся Учитель.

Мое восприятие было настолько обострено, что, казалось, каждая секунда нашего общения записывается на пленке невидимого магнитофона, чтобы навеки остаться во мне, в бесценной копилке памяти.

— Я просто пытаюсь быть даосом, Учитель.

— Рано или поздно это должно было произойти, — как бы продолжая начатую мысль, сказал Ли и снова отвернулся к морю.

— Пошли купаться! — неожиданно предложил он. Перемахнув через парапет, мы спрыгнули на каменистый пляж, и, раздеваясь на ходу, устремились к воде.

Вода оказалась теплее остывшего к ночи воздуха. Ее прикосновение к коже напоминало ласкающие руки любимой женщины. Мы плыли в открытое море. Иногда, как будто ниоткуда, на поверхности появлялись огромные покачивающиеся в такт волнам белесые купола медуз. Мы лениво обплывали их, направляясь дальше, к смутно чернеющей вдали, на стыке неба и воды, линии горизонта.

— Ты еще когда-нибудь появишься? — поинтересовался я, не в силах скрыть оттенки отчаянной надежды, предательски звучащие в моем голосе.

— Возможно да, а, возможно, нет, — спокойно ответил Ли, и я про себя отметил, что в другое время он не стал бы тратить слова, отвечая на подобный вопрос.

— Учитель, почему я не ощущаю потерю? — неожиданно для самого себя спросил я.

— Потому что в глубине души ты знаешь, что мы с тобой всегда будем вместе, — ответил он.

— Ты не знаешь, как дела у Лин? — задал я вопрос, просто чтобы что-то сказать, потому что знал, что все равно не получу на него ответа.

— У воина жизни дела не могут идти плохо, — уклонился от ответа Ли.