Столь бурный, но несколько разочаровывающий опыт общения с представительницами прекрасного пола отбил у меня охоту к дальнейшим приключениям, и когда, спокойно прогуливаясь по Пушкинской улице, я ощутил толчок в спину и понял, что гибкое женское тело прильнуло ко мне, обвивая за шею руками, я вновь испытал то же самое чувство, что и в квартире Вероники, когда та, голая, набросилась на меня, и едва удержался от инстинктивного импульса ударить или оттолкнуть очередную навязчивую незнакомку.
Прочитав на моем лице откровенную злость, девушка слегка отодвинулась, и я резким движением высвободился из ее объятий.
– Что тебе надо? – не очень вежливо спросил я.
Я не хотел новых проблем. Единственное, что мне было нужно, – это чтобы женщины оставили меня в покое.
– Извини, я не думала, что ты так отреагируешь, – сказала девушка, видимо не привыкшая к тому, что мужчины вырываются из ее объятий. – Ты не знаешь меня, но я тебя знаю уже давно. Я – Аня, подруга Тани. Когда-то Таня издали показывала мне тебя, и ты мне очень понравился, но тогда я не могла даже пытаться познакомиться с тобой, потому что не хотела перебегать дорогу подруге.
– Вряд ли бы тебе удалось перебежать ей дорогу, – хмуро сказал я. – Таня неплохо повеселилась на мой счет и исчезла, не оставив ни ответа, ни привета. По правде говоря, я не хочу даже слышать о ней.
Глаза Ани округлились от удивления.
– Так ты что, ничего не знаешь? – спросила она с какой-то странной интонацией, на которую я, раздраженный ковырянием в старой ране, не обратил внимания.
– А что я должен знать? – поинтересовался я. – Твоя подруга назначила мне свидание и так и не появилась. С тех пор о ней ни слуху ни духу.
– Таню убили, – тихо сказала Аня. – Она не пришла на свидание с тобой потому, что уже не могла этого сделать.
Я оторопел.
– Убили? – недоверчиво спросил я.
– А ты действительно ничего не знал? – в свою очередь переспросила Аня.
– У меня не было ее телефона, – растерянно объяснил я. – Я не знал, где ее найти. Я думал, она меня бросила. Как это случилось?
– Ей отрезали голову, – с еще не утихшей болью в голосе сказала Аня. – Тело вместе с головой бросили на железнодорожное полотно, видимо надеясь, что его переедет поезд. Я точно не знаю, что произошло, но, по-моему, Таня каким-то образом оказалась замешана в криминальных разборках. Она туманно намекала на какие-то тайны, что ей грозит опасность, но я не обращала внимания, думая что это – просто фантазии.
Захлестнувшее меня чувство вины и стыда почти заставило застонать от горя. За эти месяцы чего я только не передумал о Тане, обвиняя ее во всех смертных грехах, а она, не сделав мне ничего плохого, закончила жизнь на железнодорожных путях с отрезанной и отброшенной в сторону головой.
Мне было так плохо, что я чувствовал, что просто не в силах продолжать разговор.
– Извини, но мне нужно домой, – сказал я.
Аня, казалось, понимала мое состояние.
– Мы могли бы встретиться еще раз? – спросила она.
– Да. Только не сегодня, – сказал я, нетвердой рукой выводя на обрывке бумаги номер своего телефона.
Мы с Аней начали встречаться. Она нравилась мне, но, похоже, я нравился ей гораздо больше. Больше всего меня поражал в Ане ее типично мужской стиль поведения.
Принимая участие в «мужских разговорах» со школьными товарищами, я приобщался вековому опыту обольщения женского пола.
– Если ты идешь с девушкой по дороге, – говорил один знаток, – и видишь перед собой крышку канализационного люка, обними ее за талию и скажи: «Осторожно, не споткнись. Там канализационный люк».
– Если ты переходишь с девушкой дорогу, возьми ее за руку и скажи: «Осторожно, не споткнись о край тротуара», – добавлял другой.
– Если ты сидишь с девушкой в кино, обними ее и положи руку ей на плечо, – советовал третий.
Словно подслушав наши разговоры, Аня, завидев канализационный люк, обнимала меня за талию, говоря:
– Не споткнись, дорогой. Там канализационный люк.
При переходе через улицу она заботливо брала меня за руку, напоминая:
– Осторожно. Не споткнись о край тротуара.
Во время киносеансов она неизменно проявляла инициативу, обнимая меня и кладя руку мне на плечо.
Хотя и без всех этих ухищрений я испытывал к Ане довольно сильное влечение, воспоминания о Тане продолжали меня терзать безотчетным чувством вины, и в глубине души я не мог предать ее память, заведя роман с ее лучшей подругой.
Постепенно наши отношения сошли на нет, оставив в моей душе смутное чувство печали, вины и сожаления.
– Вот, пожалуй, и все, – закончил я. – Наверное, можно было бы вспомнить еще что-то, но это будет уже позже и не оставит в моей душе такого глубокого следа.
– Для начала этого достаточно, – сказала Лин. – Уже слишком поздно, и, прежде чем начать перестраивать кирпичики твоей модели мира, нам обоим нужно отдохнуть.
Только сейчас я заметил, что за небольшим окошком времянки уже сгустилась и налилась чернотой ночь без луны и звезд. Воздух был влажным, и ощущение хотя и невидимых в темноте, нависших над крышей нашего убежища туч смутно ассоциировалось с тревожащим и печальным чувством, навеянным воспоминаниями.