– Нет, этого не требуется, хотя в некоторых случаях для гармонизации модели мира действительно используется техника «плетения нити», то есть изменения прошедших событий или добавления к своему прошлому новых, реально не имевших место воспоминаний. Эта техника во многом близка к медитациям «воспоминаний о том, чего не было», но сейчас нам не нужно изменять обстоятельства твоей жизни. Тебе будет достаточно пересмотреть их уже не глазами романтичного и наивного школьника, а с точки зрения человека, следующего по пути Воинов Жизни. Ты изменишь содержание кирпичика, убрав из него вредное для тебя обобщение о лживости и опасности женщин. Войди в состояние «первого кирпичика Тани».
Со вздохом я подчинился. Пережитые ощущения были слишком неприятны, и что-то во мне (наверное, моя «темная» сторона) отказывалось возвращаться в прошлое. Но, видимо, массаж, так умело выполненный моей подругой, вселил в меня новые силы, и я, войдя в медитацию воспоминаний, спустился по нити жизни и вновь проник в пространство нужного кирпичика. Боль, обида и разочарование, обрушившиеся на меня, были так сильны, что я не сразу вспомнил, зачем я здесь нахожусь, и что я должен сделать.
– Проживи свои чувства и приведи их к логическому завершению, – услышал я голос Лин.
– Как это сделать? – хотел я спросить, но голос меня не слушался, и, боясь, что слова выведут меня из нужного состояния, я так и не смог произнести свой вопрос.
Словно отвечая на мои мысли, кореянка заговорила ровным монотонным голосом, в особой манере Учителя.
– Душевная боль бывает сильнее боли физической, – говорила Лин. – Ты знаешь, что Воин Жизни не пытается бороться с физической болью, не отрицает ее и не делает вид, что ее не было и больше не будет. Если Воин Жизни испытывает физическую боль, он принимает ее как должное, зная, что он способен контролировать ее и управлять ею до тех пор, пока она не исчезнет, полностью изжив себя и не оставив следа. Точно так же ты должен поступить со своей душевной болью.
Несколько лет назад ты столкнулся с тем, что ты считал обманом со стороны девушки, которую любил. Неопытный школьник, каким ты был в то время, мог найти лишь один выход справиться с болью – забыть о ней, превратив в опыт, из которого он извлек ложное заключение, что женщины опасны, потому что они причиняют страдание. Теперь ты – Даос, и ты знаешь, что в мире нет однозначных решений, и сейчас ты, вернувшись к прошлой боли, должен избрать другой способ справиться с ней и извлечь из нее иные выводы. Какие – решать тебе самому.
Я пытался последовать совету Лин, но что-то мне мешало. Хотя я действительно был иным, мне казалось, что, вернувшись в прошлое, я обрел свое прежнее мироосознание. Мой нынешний опыт относился, скорее, к личности стороннего наблюдателя, но он находился вне ситуации.
– Не пытайся думать, – вновь заговорила кореянка. – Я уже говорила тебе, что кирпичики модели мира формируются на основе чувств, а не мыслей. Размышляя, ты не можешь изменить свои чувства. Их могут изменить лишь воля и осознание.
В моей душе словно рухнула какая-то плотина.
– Мужчина не станет плакать из-за обманувшей его девицы, – услышал я откуда-то издалека свой собственный, более молодой и звенящий от напряжения голос.
Я понимал, что эти слова отражают очередную неверную установку, принадлежащую еще одному искаженному кирпичику моей модели мира. Я был свободен в своем выборе. Теперь я знал, что нет ничего унизительного в том, чтобы плакать от душевной боли.
Слезы градом полились у меня из глаз. Судорожно всхлипывая и буквально сотрясаясь от рыданий, я оплакивал свою первую несостоявшуюся любовь и свое первое огромное разочарование. Незаметно для себя, я сдвинулся вперед по нити жизни, переместившись в связанный с предыдущим новый искаженный кирпичик моей модели мира, который Лин назвала бы «вторым кирпичиком Тани».
В нем я вновь испытал уже иную боль, узнав, что Таня погибла мучительной насильственной смертью. На сей раз это была боль отчаяния и бессилия, боль раскаяния и жгучего стыда. Я понял, какие обобщения содержались в этом втором кирпичике. Хотя Таня была ни в чем передо мной не виновата, она, даже мертвая, ухитрилась причинить мне еще более сильные страдания. Если раньше в моем опыте женщина могла лишь обмануть меня, то теперь я знал, что она может еще и умереть, навсегда лишив меня возможности увидеть ее еще раз, испытать облегчение, попросив прощения за свои ошибки. Танина смерть была необратимым завершением всего, что между нами было. Она ранила меня еще больнее, чем ее воображаемый обман. Тогда я тоже не плакал. Я не хотел плакать из-за женщин. Я больше не хотел страдать из-за них.
Слезы лились, опустошая мою душу, и вместе с ними меня оставляли боль и печаль. Что-то, что я мог бы, хотя и не совсем точно, назвать волей, стержнем самоосознания, сформированного во мне учением Спокойных, заполняло образовавшуюся пустоту новой интерпретацией происшедшего.