Обучение женщиной

Не желая втягиваться в подобные игры, я продолжал вести себя нейтрально, относясь к Гале терпеливо и доброжелательно, но в данном случае эта тактика не срабатывала, да я, честно говоря, и не пытался и, наверно, не смог бы перестроить ее модель мира. Итак, я оставался в роли стороннего наблюдателя, а жажды Гали, не находившие утоления из-за моего отказа от игры, нарастали, усиливая общую неудовлетворенность и внутренний конфликт.

Очередной разновидностью ловушки является фраза: «А теперь попробуй быть мужчиной, а не мальчишкой, и помоги мне обрести спокойствие». Подтекст ее таков, что если я не помогу ей обрести спокойствие – значит, я не мужчина, а следовательно, как и все прочие мужчины, достоин презрения, так что ее модель мира снова оказывается верной.

Поскольку помочь Гале обрести спокойствие за всю ее жизнь как до, так и после встречи со мной не удалось ни одному мужчине, с тем же успехом она могла предложить мне достать луну с неба. В результате, я оказывался ответственным за ее душевное смятение, и, кроме того, я не был мужчиной.

Переваливание ответственности на других и на обстоятельства звучит и в утверждении, что если бы с детства ей не пришлось участвовать в серьезных семейных отношениях, то она могла бы быть музыкантом и любимой женой. Думаю, что многие женщины, принимавшие участие в серьезных семейных отношениях, стали любимыми женами. Одно другому не противоречит.

Теперь вернемся к продолжению дневника.

«Оказывается, то новое состояние, в котором я сейчас нахожусь, не такое уж и плохое. Я вспоминаю себя десять лет назад, когда возникла ситуация, при которой я должна была решать свою дальнейшую судьбу. Но при всей моей мобильности в этом вопросе – создавать или нет семью, заводить ребенка, терять два года минимум из жизни – я оказалась очень недальнозоркой. Это я теперь понимаю, спустя десять лет.

Тогда я танцевала, много ездила по стране, строила всякие прожекты насчет своей семейной жизни, а главное – не было во мне самой того главного состояния женщины, не родилось еще женское начало, которое сметает все на своем пути, и никакие логические постройки, никакие доводы не способны сдержать этот внутренний напор природы.

Тогда, десять лет назад, я думала, что рядом со мной должен быть человек, которому не нужно будет себя объяснять, тратить время на выяснение недоразумений, – их не будет, – мы ведь люди, умеющие думать, что мы одинаково остро будем ощущать жизнь, пить сполна чашу, которую она нам поднесла. О детях я не думала. Прежде всего рядом друг, а дети – производное. Смешно вспоминать.

Друга я так и не встретила, не появился он на моем пути. Я постепенно превращалась из мечтательницы в нечто среднего рода. Мужчины меня не интересовали. Всегда хотелось подчеркнуть их никчемность, слабость, беспомощность, потому что сама всего умела добиться и достичь».

Здесь мы сталкиваемся с типичным для многих женщин искажением модели мира, которое впечатывается в нее с детства и которое можно назвать «ожиданием принца».

Действительно, из данного отрывка мы можем ясно заключить, что Галя рассчитывала встретить мужчину, лишенного человеческих слабостей, способного без всяких затруднений читать чужие мысли («которому не нужно будет себя объяснять»), обладающего гениальной способностью избегать даже малейших конфликтов («не нужно будет тратить время на выяснение недоразумений, – их не будет, – мы ведь люди, умеющие думать») и в своих эмоциональных переживаниях полностью в любое время дня и ночи совпадающего с Галей («мы одинаково остро будем ощущать жизнь, пить сполна чашу, которую она нам поднесла»).