Обучение

— Ему там всё равно не помогут, только изолируют, — горько сообщил подросток. — Лишь сам арван сможет выкарабкаться… если повезёт. Но не быстро — я сильно психовал, даже если Ри справится, то это займёт много времени. Месяцы. Может, годы, — Лисс помолчал, а потом виновато добавил: — Я вас не выпущу. Прости.

— Не выпустишь? — повторила я. Сделала паузу, чтобы успокоиться и не начать приводить аргументы, которые могут спровоцировать новый приступ. Спрашивать, что случилось, тоже побоялась. Как там надо обращаться с существами на грани?.. — Хорошо, мы останемся здесь, — максимально миролюбиво продолжила, переглянувшись с проснувшейся Вирой. — Но надо где-то взять хотя бы воды.

— Вода будет. И еда будет. Ликрия я исцелить не смогу. Только хуже сделаю. Мне жаль… — юноша уткнулся головой в свои колени. — Я не хотел, чтобы так получилось.

— Мы верим.

Так. Значит Ликрию пока ничем не помочь. Но есть ещё Лисс. Как его можно поддержать? Раньше юношу успокаивали прикосновения и даже объятья. Но раньше он находился в относительно нормальном состоянии.

— Можно тебя трогать? — решила уточнить у байлога.

— Зачем? Я же гадость… и твоему любимому навредил. И запер всех. И вообще…

— Ты — мой друг. Тебе сейчас плохо. Я не знаю, поможет ли… но если тебе от этого станет легче…

Договорить не успела. Юноша всхлипнул, плавно скользнул ко мне и крепко обнял. Я неуверенно погладила его по голове и плечам, отвела обратно в угол и села рядом. Лисс слегка подрагивал и держал цепко. Но бережно — даже когтями не поцарапал.

Некоторое время мы так и сидели, а потом Лисс заговорил.

— Папу убили.

Я вздрогнула.

— Как? Довели издевательствами? — спросила прежде, чем поняла неуместность вопроса.

— Нет. Просто убили… взорвали, — юноша вцепился в меня ещё сильнее. — Папа хороший был. Слабый. Правильный. Умный.

— Менее выносливый, — сделала грустный вывод я. — Асса бы так не смогли убить.

— Если бы с такой бомбой напали на Асса, то вообще бы почти не повредили, — согласился Лисс. Тяжело вздохнул. — Пимисс из-за этого с ума сошёл. И его тоже… убили.

— Тоже? — ужаснулась я, вспомнив, что имя принадлежит старшему тартарскому байлогу в Бурзыле. Тому самому, что присутствовал на проверке после вступительных экзаменов и заступался за Ликрия. Теперь я понимала Лисса: сама бы на его месте вряд ли бы смогла сохранить спокойствие.

— Это уже наши. Тартарцы. Пимисс пошёл убивать — а если кто-то из нас начал такое делать осознанно, то его уже не исправить. Это — навсегда. Сумасшествие по-плохому. Поэтому таких надо ликвидировать, — глухо пояснил юноша. — Если бы его не убили, он бы сам убил ещё очень многих.

Я покрепче обняла Лисса, но заверять, что всё наладится, не стала.

— Мне жаль. Они были очень хорошими людьми, — искренне посочувствовала погибшим.

— Асс тоже… тоже убил нескольких, — всхлипнул Лисс.

— То есть его тоже ликвидировали?!

— Нет, его — нет. Его надо уже давно было убить — потому что он тоже сумасшедший по-плохому. Но… — байлог прервался, несколько раз судорожно вздохнул и горько продолжил: — Но его пока используют. Так выгодней.

Последняя фраза прозвучала безнадежно. Выгодней. Но лучше ли?

— И я… теперь не человек.

— Ты-то почему? — возразила я. — Ну сорвался — с кем не бывает? Тем более ты не просто так сорвался. Была серьёзная причина. Да, Ликрию повредил — но ведь тоже ненамеренно.

— Неважно, была ли причина. Неважно, намеренно ли. Я же тартарец… был тартарцем, — голос юноши упал до шипящего расстроенного шёпота. — Я должен был себя контролировать, независимо от того, что происходит с другими. А я сорвался. Теперь я больше не человек.

— Но… — я не договорила. Тартар не интересует причина нарушения. Даже если тебя толкнули и ты случайно попал на чужую дорожку, то тебя всё равно могут затаптывать в течение недели. Чтобы считаться нарушителем, достаточно совершить проступок. Пусть и невольно.

— А я ещё и вешность вырастил, — горько добавил Лисс. — За одно это меня не только из людей исключат, но и уничтожат.

Кстати, а ведь действительно: ни разу не видела в Тартаре вешности. Только в качестве одежды. А теперь выясняется, что она тут запрещена, причём кара за нарушение очень серьёзная.

Мы помолчали.

— Если… если очень повезёт, то я скоро умру, — глядя почти остекленевшими глазами на вешность, сказал Лисс. — А они найдут нормального, здорового байлога. И освободят вас.

— Тебя убьют? — внутри всколыхнулось раздражение. Какая всё-таки жестокая тартарская система!

— Могли бы — уже бы убили, — тихо сказал юноша. — Но сейчас они через вешность проковыряться не смогут. А город ради этого разносить не захотят. Так что либо просто подождут… если особым образом подождать, то я сам погибну. Либо вырежут вешность с той частью здания, которую она проросла и выкинут куда-нибудь… на чужие земли. Скорее всего — на нейтральные, под своим патронатом. Так уже делали.

— Но почему ты погибнешь? С этим можно что-то сделать?

Байлог чуть отстранился и снова обхватил руками колени.

— Я — уже не человек. Мне лучше умереть, чем попасть в рабство. Намного лучше.