Обвал

На горизонте показался край солнца. Какой-то шумок послышался сразу с двух сторон, и на меня сзади сиганул человек, прижал к земле; краем глаза я увидел: Зияков!

— Товарищ лейтенант!..

— Не дыши! Ты, оказывается, знаешь немецкий язык!.. Очень опасный для меня человек. Прощайся с жизнью…

И вдруг, словно сильным вихрем, Зиякова сдуло с меня. Я вскочил на ноги, увидел: Сучков жмет Ахмета к земле. Наконец он скрутил Зиякова, сорвал с него оружие, отбросил…

— Сучков, ты, видно, со страха принял меня за фашиста?! — воскликнул Зияков, ворочая выпуклыми, налившимися кровью глазами.

— Нет, господин Зияков-Муров, не ошибся я. Теперь в моих руках все доказательства. — Вдруг он изменился в лице. — Значит, ты убил майора Русакова. Ну и гадюка, значит! Топай под трибунал! Фу! Пакостно на тебя смотреть…

Сучков подошел ко мне, привлек одной рукой к себе:

— Жить будем, Сухов… Значит, так… Я за вами почти следом шел, был с тобой рядом, все слышал и видел. У тебя, Миколка, выдержка нашлась…

К тайному лазу мы подошли ночью. На карауле стоял Лютов. Он пропустил Сучкова, связанного Зиякова и меня…

* * *

Я стою у могилы майора Русакова… «Маркел Иваныч, да как же это так?.. Ты для меня был ровно отец родной», — думал я, глядя на свежий, еще не осевший могильный холмик из раздробленных камней.

— Ну, Миколка, — по голосу я узнал Бокова, — крепись, Маркела Ивановича не вернешь… Я беру тебя своим порученцем.

Неподалеку, за выступом, в кромешной темноте вспыхнул свет, и потом — наверное, спустя полминуты — прогремели винтовочные выстрелы. Кто-то вскрикнул и тут же захлебнулся.

— Вот чем кончается жизнь презренного наемника, — сказал Боков и, взяв меня под руку, повел на КП.

Навстречу попался лейтенант Сучков с небольшой котомкой за спиной. Он остановился, вскинул руку к помятой шапчонке:

— Егор Петрович, я готов в путь-дорогу. Спешить надо, пока Густав в Керчи.

Боков обнял Сучкова, похлопал по спине:

— Я надеюсь, дорогой Иван Михайлович, что ты договорился с Крайцером…

— Он будет ждать меня у южного пролома…

Боков вновь обнял Сучкова и потом, отпустив его, подтолкнул в спину:

— Ни пуха ни пера, Иван Михайлович.

— Это куда он? — спросил я.

— На ту сторону пролива, искать штаб фронта. Сучков уже ходил по вражеским тылам. Мне бы быть таким, как Иван Михайлович! Это с виду он вроде бы увалень… А в душе… «Если надо, значит, надо», — вспомнил Боков слова Сучкова. — Ты сегодня напиши приказ о назначении сержанта Лютова командиром взвода разведки. Сам Сучков рекомендовал его. Справится, потянет?

— Еще как! — ответил я, не задумываясь. — Хоть с виду он и шебутной, но душа у него правильная, надежная…

5

Красные лепестки фитильков, рассеивая вокруг темноту, еще резче оттеняют границу мрака. Впечатление такое, что там, в тридцати метрах от штабного отсека, бездонная пропасть: разбегись — и полетишь в тартарары.

Исторгает наружный свет лишь «проклятый пролом», который время от времени продолжает мучить, жестоко дразнит всплесками воды. Старший лейтенант Боков, как я знал от самого Егора Петровича, вчера окончательно решил выйти через эту дыру на поверхность, разгромить гитлеровских истязателей, добыть воду — плачущие каменные своды и стены почти высохли и в подставленных кружках все реже слышится говор капели.

У пролома, задрав голову, стоит Григорий Тишкин с подставленным котелком и ждет случая, — может, немец ливанет ради своей бесчеловечной шутки…

— Нам надо поколотить гитлеровцев, — сказал Боков собравшимся в штабной куполообразный отсек. — Я требую еще раз обратить внимание на состояние противогазов. Чтобы экипировка у каждого была штатной.

— И пуговицы надраим!..

— И это неплохо, — поддержал Боков. — Берите пример с коменданта, — кивнул он на лейтенанта Шорникова, с первых дней подземной обороны строго следящего за своим внешним видом.

Со стороны отсека, в котором еще пребывали керчане, послышался гул. Из темноты показалась толпа, надвинулась и застыла. Маленькая женщина с заострившимся носом и впалыми щеками подошла к Бокову:

— Водички бы, товарищ командир. Дети умирают. И хворых много. Вчера четверо померли… — Она запнулась, видя содрогнувшегося Бокова. — Тогда, товарищ командир, выдайте нам оружие, мы с вами в бой пойдем.

Остальные тоже загудели:

— Пойдем!

— И гранат дайте!

— Иван! — позвала женщина из толпы Ткачука. — Иван Митрофанович, ты в гражданскую, кажись, пулеметчиком был?

— Еще как давал жару из «максимки»… Трри-три-три… О, как палил! — картинно изобразил Ткачук. — Включай в свой батальон всю мою команду, промаха не будет, товарищ командир. А ну постройтесь! — шумнул Ткачу к на толпу. — Пусть поглядят на нас военные, что мы стоим-то!

Но гражданские не успели построиться — во весь голос закричал Тишкин:

— Газы! Разве вы не видите?!

— Га-азы! — подхватила толпа.

— Вон-на! Вон-на! — кричал Тишкин, уже подбежав к Бокову. — Я уже наглотался. Братья, умираю…

Я кинулся к Тишкину, упавшему вниз лицом:

— И что за мода — панику поднимать! Тишкин, слышишь?!