«Рюмин углубил ту, далекую от объективности, сугубо обвинительную линию, которую заняли по отношению к арестованным — бывшим руководителям ЕАК Абакумов, Огольцов, Леонов, Лихачев и Комаров
, — продолжал Гришаев в своих „Объяснениях“. — Рюмин подчеркивал, что судьба этих арестованных уже решена и вся наша работа будет носить формальный характер. „Не выхолостите дело! — требовал от нас Рюмин. — Смазать дело легко, создать его трудно…“»Какое лихое вырвалось словечко: именно «создать», не изучить, не расследовать, не открыть преступные механизмы и связи, а создать
, слепить, выстроить на крови и пытках!«Рюмин в беседах со мной
, — защищался Гришаев, — с Коняхиным и другими работниками, принимавшими участие в окончании дела, проводил мысль, что арестованные — это люди обреченные, что вопрос об их судьбе уже решен в Инстанции, вплоть до меры наказания».Можно ли сомневаться в точности рюминского прогноза, если обвиняется кровь, и ничто другое?!
«Когда начался суд
, — продолжает Гришаев, — Лозовский повторил свое требование, приобщить документы о деятельности „Института № 25“, однако Рюмин запретил выдать такие материалы Чепцову, так как ознакомление с этими материалами показало бы несостоятельность обвинения Лозовского и других в шпионской связи с Гольдбергом»[146].Рюмин так решительно предрекал судьбы арестованных в силу неистребимой ненависти ко всей этой «еврейской гнили»; физического неприятия замордованных, искалеченных интеллигентных людей; тупой, дикарской убежденности в их врожденном антисоветизме; в силу своего авантюристического характера, а особенно того, что, возвысившись до кабинета заместителя министра ГБ, он теперь лично выходил
на Инстанцию, на Шкирятова и Маленкова, и не из третьих рук знал, чего они ждут, что обещали Сталину и какой уготован приговор арестованным.Он — Рюмин — был нагл и груб в схватке с главным судьей Чепцовым, сознавая, что, чем очевиднее станет невиновность подсудимых, тем сильнее полыхнет ненависть, решимость Инстанции уничтожить их.
Не разум руководил Рюминым, а звериный, животный инстинкт.
XVI
Непреклонный антагонист Сталина Мартемьян Рютин писал в своем уникальном труде «Сталин и кризис пролетарской диктатуры» (1932), полвека пролежавшем в архивах Лубянки: «Террор в условиях невиданной централизации и силы аппарата действует почти автоматически. Терроризируя других, каждый в то же время терроризирует и самого себя, заставляя лицемерить других, каждый в то же время и сам должен выполнять определенную долю этой работы… В настоящее время партийный работник должен уметь виться ужом, гнуться, как тростник, беспрерывно балансировать на „генеральной линии“, как цирковой актер на натянутой проволоке. Прикажут на 100 % коллективизировать — коллективизируй и кричи о подъеме колхозной волны; объявят это „головокружением от успехов“ — кайся и уподобляйся унтер-офицерской вдове; декларируют рост благосостояния масс — шуми и кричи об этом, хотя этому никто не верит; дадут сигнал найти троцкизм, правый уклон, левый загиб, право-левацкий блок, троцкистскую контрабанду, гнилой либерализм, буржуазность и перерожденцев — ищи, находи и разоблачай»
.