Обвиняется кровь

Арестованные буквально дрожали передо мной, они боялись меня как огня, боялись больше, чем не только других следственных работников, но и сам министр не вызывал у них того страха, который появлялся, когда допрашивал их я лично… Следователи следчасти, зная, что арестованные больше всего боятся меня, когда приходилось туго и арестованные упорно не хотели разоружаться, всегда прибегали к моей помощи, прося принять участие в допросе».

Напрасно Комаров умаляет следственные таланты своих сослуживцев: тома дела показали, что ему нисколько не уступали в палаческих талантах истязатели Шишков, Сорокин, Лебедев, Жирухин, изобретательнейший садист Рюмин, Рассыпнинский и многие другие.

«Особенно я ненавидел, — писал Комаров, рассчитывая на понимание Сталина, — и был беспощаден с еврейскими националистами, в которых видел наиболее опасных и злобных врагов. За мою ненависть к ним не только арестованные, но и бывшие сотрудники МГБ СССР еврейской национальности считали меня антисемитом и пытались скомпрометировать перед Абакумовым. Еще в бытность свою на работе в МГБ СССР я докладывал Абакумову о своем политическом недоверии Шварцману, Иткину и Броверману.

Узнав о злодеяниях, совершенных еврейскими националистами, я наполнился еще большей злобой к ним и убедительно прошу Вас, дайте мне возможность со всей присущей мне ненавистью к врагам отомстить им за их злодеяния, за тот вред, который они причинили государству.

Прошу Вас, товарищ Сталин, не откажите мне в своем доверии».

Комаров, и не он один, избегал естественного, обыденного, простого слова: еврей, евреи. В кругу единомышленников годилось другое слово: жид, жиды. На конфликтных допросах, в гневе шло в ход хлесткое: «пархатый», «жидовская морда», «блядь жидовская». От подобного не были защищены и женщины: красавица Эмилия Теумин, родившаяся в Берне в 1905 году, заведующая Редакцией дипломатического словаря Госполитиздета, Чайка Островская — сотрудник Издательства литературы на иностранных языках, и даже седовласая семидесятилетняя Лина Штерн — академик, ученый с мировым именем. Еврей, еврейка — кажется, проще не скажешь, так же коротко и емко, так же нормально, как поляк, татарин, русский, грузин, француз. Отчего же язык Комаровых бастовал и рука задерживалась, а после выводила натужное: «лицо еврейской национальности»?

Я коснулся этого потому, что все спровоцированное дело ЕАК — губительное для самой человеческой природы древо, выросло из того же отравленного семени. Политический ключ к разгадке этого явления как специфически советского — в «учении» Сталина по национальному вопросу: в антинаучном определении Сталиным нации вообще. Оно настольно въелось во все поры, что и в Советском энциклопедическом словаре 1983 года издания, напечатанном спустя 35 лет после создания государства Израиль, евреи все еще не нация, а только «…общее этническое название народностей, исторически восходящих к древним евреям; живут в разных странах»[24]. Если ученые мужи, и сегодня так пекущиеся о краткости, лапидарности текстов энциклопедии, вместо слова «нация», коим охотно сопровождаются справки об армянах, эстонцах, башкирах, латышах, об исландцах, которых насчитывается что-то около трехсот тысяч, сопровождают слово «евреи» таким многоречивым, сбивчивым комментарием, то что спрашивать со следователей госбезопасности 1948 года и более позднего времени, неизменно писавших: «лица еврейской национальности»! Так блюлась идейная непорочность, чудилось им, что слово «национальность» не есть признание еврейской нации, а сопровождаемое словом «лицо», оно идеально ложилось в милицейские и следственные протоколы.