Обвиняется в измене

Наверное, бог на небе ржал в голосину, наблюдая за тем, как я корчился от бессилия, покорно склонив голову и позволяя осыпать себя упреками. И выражалась моя будущая бывшая далеко не высокопарным тургеньевским слогом.

Когда ехал домой, впервые в жизни даже обратился к тому, кто над голевой. Попросил дать мне терпения, чтобы не сорваться на Соне, если она после визита Инны успела накрутить себя де истерики.

И вот когда она вертит на мне своей хорошенькой тугой задницей, я ощущаю потребность отпустить весь этот чертовски херовый день. Просто оторваться с женщиной, которая хоть и та еще малолетка с занозой в одном месте, но точно никогда не будет иметь мне мозги, когда я задолбанный возвращаюсь домой.

Мне нравится, как Соня вздыхает, стоит мне чуть повыше поднять руки у нее под подмышками, нарочно заводя большее пальцы под грудь. Только что готова была хихикать, а через секунду я даже в темноте вижу, как ее щеки потемнели от румянца, а горло напряженно сглатывает волнение.

— Может... в кровать? — как-то тихо предлагает она, словно уже прочитала мои мысли и увидела, что сегодня я не буду осторожным как в наш первый раз.

— Забудь, блядь, - рычу я, словно кукле задирая ей руки.

Мне нужен мой Одуван.

Чтобы оторваться с ней, забыться, почувствовать, что я нашел свой остров в океане, где меня ждала моя Пятница. Даже если на этом острове нам будет иногда хотеться убить друг друга.

Соня задерживает дыхание, когда стаскиваю с нее пушистый свитер. Нервно вздрагивает, потому что прохладный воздух касается горячей кожи, ведет плечом вслед за моим пальцем, которым поддеваю тонкую тесемку бюстгальтера. У нее, блин, и тут бантик — розовый, в горошек, между небольшими островками ткани, скрывающими упругие холмики.

В своих фантазиях позволяю себе представить, как в следующий раз обязательно разрежу его ножницами, а пока просто задеваю его костяшкой пальца, очень подозревая, что эта милая хрень тут все же не просто так. Застежка стыдливо взглядывает из-под оборки, и я сжимаю ее с двух сторон. Соня стыдливо хватает меня за запястье обеими руками, но натыкается на мой предупреждающий взгляд и послушно заводит руки за спину, упираясь мне в колени. Рычу сквозь зубы, когда тонкие пальцы яростно цепляются в меня ногтями. И намеренно, отдаваясь желанию, отвешиваю шлёпок по заднице.

Соня яростно морщится, но тут же снова затихает, потому что мои пальцы как раз справляются с застежкой, и тряпочка отлетает в сторону.

Я точно двинут на этой малышке.

На том, какой молочной кажется ее кожа в тусклых бликах света из окна. На том, как торчат ее тугие маленькие соски карамельного цвета. Я не вижу этого сейчас, но память раскрашивает Соню буквально в пару штрихов. Я знаю, если сейчас развести ей ноги и содрать одежду, она будет светло-розовая в промежности, влажная и такая аппетитна, что мне придется сожрать ее всю, иначе не успокоюсь.

Хорошо, что сегодня уже не нужно быть осторожным.

Хорошо что сегодня, сейчас, я впиваюсь зубами в ее сосок, прикусываю до глухого хнычущего стона, оттягиваю, словно любимую игрушку и отпускаю. Ее грудь вздрагивает, влажный след на груди буквально намагничивает мой взгляд. Снова тянусь к нему, но Соня уже включилась в игру, вспыхнула - и запах ее страсти забивает голову. Отталкивается, не дает дотянуться, так что приходится еще раз шлепнуть ей по заду.

— Смирно сидеть, - подыгрываю нашему общему дикому настроению.

— Да? — Она стыдливо прикрывает глаза, когда одной рукой пробегает по груди, притрагивается пальцами к набухшей вершине и стонет от собственной смелой ласки. Когда-нибудь эта малышка будет встречать меня после работы в одном легком домашнем халатике на голое тело, и не будет стесняться взять меня, словно свою собственность.

Потому что я и буду ее собственность.

Уже.

Давно.

С первого взгляда.

— Не шевелись лучше, если не хочешь завтра хныкать, - предлагаю я, нарочито ласково проводя по ягодице, которая от двух шлепков стала немного горячее.

— Тиран, - охрипшим голосом отзывается Соня.

Я притягиваю ее, жадно обнимаю второй сосок губами и посасываю. Плоть под языком становится каменно-твердой, и каждый раз, когда я облизываю ее кончиком языка, Соня вздрагивает как от крепкого удара током. Обнимаю ее грудь второй рукой, сжимаю нарочно до боли, до вскрика. Мне кажется, что сейчас нам обоим нужна эта агрессия, чтобы освободиться. Это как очищающий огонь: да, будет больно, но потом нас ждет абсолютный покой.

— Хочу… - как в бреду шепчет Соня, немного неуклюже приподнимаясь на коленях и одновременно сжимая пальцы вокруг пряжки моего ремня.

Я бы и рад потянуть нашу прелюдию, но эти развлечения мы оставим до следующего раза. Может даже до утра, когда проснемся, наконец, в одной постели.