Пит Мур не сомневался, что он будет делать, если присяжные не вынесут единогласного решения, — он просто-напросто откажется от ведения этого дела. "Ничего более ужасного я не встречал за всю свою практику, — сказал он. — Еще на первой неделе Хейнс сумел захватить контроль в свои руки, и мне так и не удалось изменить положение". Мур очень хотел, чтобы Каллена судили еще раз, но только чтобы председательствовал в суде уже кто-то другой.
В середине второго дня обсуждения вердикта уже можно было догадываться, что именно мешало присяжным прийти к единому мнению. Мэри Картер, избранная старейшиной присяжных, прислала судье записку, в которой просила передать им пленки. Мур отказался, но пригласил всех присяжных в зал суда и прокрутил для них пленки еще раз. "Для нас это хороший признак, — заметил в этой связи Майк Гибсон. — Он означает, что кто-то из присяжных не воспринимает пленки как доказательство виновности".
В течение последующих нескольких часов присяжные прислали еще несколько записок, в которых просили суд уточнить некоторые места в показаниях свидетелей.
Наконец, присяжные попросили судью более детально разъяснить, что означает выражение "подстрекательство к убийству". Мур ответил, что тексты всех относящихся к этому вопросу правовых норм он им уже дал. На большее он не имеет права.
В пятницу пополудни присяжные прислали судье записку, в которой говорилось, что они безнадежно разошлись во мнениях. После 25 часов дебатов было проведено шесть туров голосования, а результаты оставались все теми же. Всякий раз голоса делились в соотношении 8:4. Присяжные не сказали, в пользу какого вердикта склонялось большинство, но даже защита считала, что восемь присяжных голосовали за формулу "виновен". Адвокаты Каллена тут же потребовали, чтобы судья официально признал, что присяжные не могут прийти к согласованному мнению. Мур, однако, отклонил это требование и велел присяжным продолжать работу.
Судье не надо было напоминать, что в данном случае он играет с огнем. Хейнс уже обвинил Мура в том, что тот "оказывает давление" на присяжных, заставляя их продолжать обсуждение вердикта. "Речь идет о самой сущности нашей системы правосудия, — сказал Хейнс. — Каждый присяжный имеет право выносить независимое решение. Те присяжные, которые оказались в меньшинстве, не должны подвергаться давлению путем создания таких условий, при которых на их решении может сказаться усталость или еще что-то". Высокопарное заявление Хейнса о системе правосудия преследовало чисто эгоистические цели. Пит Мур заметил, что, по закону, присяжные должны обсуждать вердикт в течение "разумного периода времени". При этом право решать, какой период времени является "разумным", остается за судьей. "Конечно, нельзя держать присяжных в изоляции дольше, чем длился сам процесс", — сказал Мур с улыбкой. Одиннадцать недель! Да судья с ума сошел! Но судья был в здравом уме. Он хорошо понимал, что если отпустит присяжных слишком рано, то на Дэвиса будет распространяться закон, не разрешающий подвергать его суду за одно и то же преступление дважды. Пит Мур вовсе не собирался делать этой ошибки.
Судья подумывал также над тем, не обратиться ли к присяжным с напутствием, вызванным чрезвычайными обстоятельствами, как это иногда делают в федеральных судах. Он мог бы напомнить им, что время затрачено, что расходы произведены, что другой состав присяжных будет поставлен в точно такое же затруднительное положение и что поэтому он призывает их по возможности урегулировать свои разногласия. Это, правда, было связано с риском. Каждое слово в таком дополнительном напутствии должно быть тщательно продумано и ни в коей мере не должно оказывать на присяжных давления или выражать отношение судьи к существу дела. Конечно, если бы голоса разделились в соотношении, скажем, 10:2, Мур мог бы рискнуть, но при сложившейся ситуации он чувствовал, что лучше пока молча выжидать.
Присяжные посовещались всю субботу, но никакого продвижения вперед не наметилось. Лишь стрелки часов двигались по циферблату.