Обычные суеверия

— Да чего там! — Коля беззаботно махнул рукой, — однова живем. И потом, ломки от этой штуки никогда не бывает. Ну что, будешь?

— Буду, — решительно ответил Вадим. Если уж есть возможность не засыпать, ею обязательно нужно воспользоваться.

Порошок оказался горьковатым на вкус. Потом зубы во рту занемели, как после наркоза, а голова будто наполнилась цветами. Мир вдруг стал таким простым, понятным и прекрасным, как никогда раньше. Вадим наслаждался этим новым счастливым ощущением.

— Правда твоя, Коля, — пробормотал он, откидываясь на спинку мягкого кресла, — здорово!

— А то! — покровительственно хмыкнул тот. — Для хороших людей дерьма не держим!

Ночь прошла весело. Девушка Надя оказалась покладистой, а Коля был человеком широкой души.

— Мне ради друга ничего не жалко, а уж бабу тем более, — любил повторять он.

Спать совсем не хотелось, все заботы и тревоги, кошмарные видения и угрызения совести отступили куда-то далеко.

Для Вадима это стало началом конца. Жизнь превратилась в кошмар. Светлые промежутки эйфории после приема кокаина становились все короче и короче, а когда действие его проходило, чудовищные видения накатывали с новой силой. Теперь к ним добавились рвущие мозг мигрени и постоянные кровотечения из носа.

Медленно и неуклонно, сам того не замечая, Вадим превращался в развалину, тень человека.

Однажды, проснувшись среди ночи после краткого и тяжелого забытья, он пошел в ванную умыться, случайно посмотрел в зеркало и сам себя не узнал. Всклокоченные, давно не стриженные волосы, в которых изрядно прибавилось седины, запавшие мутные глаза, серая кожа с проступающими морщинами… Да уж, хорош, ничего не скажешь!

— Во что я превратился? — спросил он у своего отражения и сам же ответил: — Трясущийся наркоман, живущий от одной дозы до другой. Если буду продолжать в том же духе, долго не протяну, это точно. Выходит, девка была права. Смерть-то вот она, совсем близко… И душа моя действительно пуста и темна.

Вадим мазнул рукой по зеркалу. Изображение затуманилось, но легче стало совсем ненамного. Возвращаться в постель не хотелось, Вадим включил свет во всей квартире и уселся на кухне у стола с початой бутылкой коньяка и сигаретой. Непрошеные мысли все так же продолжали бередить измученный мозг, впиваясь, будто иголки.

Ну в самом деле, разве есть у человека душа? Конечно нет! Нас же этому всегда учили. Первичность материи, вторичность сознания, три источника, три составные части марксизма… Тьфу ты, черт, что за ерунда лезет в голову! Нет в человеке никакой души и быть не может.

Тогда что же так свербит и мучает где-то там, внутри? Почему именно теперь, когда дорвался до всего, чего так хотел, ничто не мило? Почему рука сама тянется к белому порошку, и его требуется все больше и больше?

И кстати, о порошке. Запас на исходе, надо бы Коле позвонить. Ему-то хорошо, у него нервная система как у первобытного человека. Не поспит ночь, снимет себе еще одну шалаву, а наутро как огурец. Везет же некоторым!

Вадим ошибался. Коле действительно почти всегда везло, но жить ему оставалось всего несколько часов.

Глава 9 Киллер с того света

Около десяти утра, собираясь уходить, Коля запирал за собой массивную железную дверь квартиры. Дел предстояло много, и он был совершенно трезв, собран и сосредоточен. В эту ночь он даже хорошо выспался, тем более что жена уехала к своей матери в Белгород.

Надо сказать, что маску эдакого рубахи-парня, шумного, простодушного и несколько дубоватого, Коля выбрал себе совершенно сознательно. На самом же деле при полном отсутствии какого бы то ни было образования, а тем более общей культуры он был далеко не глуп, а главное, обладал каким-то сверхъестественным, звериным чутьем. Да если бы не обладал, разве прожил бы так долго?

Коля попал в места заключения давно, еще при Советском Союзе. Тогда он был еще молод и неопытен, а потому и схлопотал срок за убийство в пьяной драке. В лагере он быстро стал стукачом, получил псевдоним Ежиков (начальник оперчасти майор Сомов оказался человеком с юмором), а вместе с ним — бесценные в условиях неволи жизненные блага в виде лишней пачки чая или передачи от родных и обязанность докладывать обо всем, что происходит в лагере. А иногда — и активно вмешиваться… По заданию своих благодетелей Коле пришлось совершить немало таких дел, по сравнению с которыми то, за что он был осужден, показалось бы просто невинной детской шалостью.

Потом, уже много лет спустя, Коля очень любил рассуждать о блатной романтике, но о том, как по указке «кумовьев» калечил и «опускал» непокорных зэков, старался не вспоминать. Администрация, правда, очень берегла свои «источники» и всячески старалась создать им авторитет среди осужденных. Коля, во всяком случае, считался «правильным».