Обычные суеверия

Девушка не удостоила его ответом. Она подбросила в костер горсть листьев и веток, и он вспыхнул ярким голубым пламенем. Быстро и легко, одним движением поднялась на ноги, да так и застыла неподвижно, подняв руки и обратив лицо куда-то вверх, к темным сводам пещеры.

Костер все горел неестественно ярким и ровным светом, рассыпая вокруг, как фейерверк, белоголубые искры. А девушка начала раскачиваться, извиваться всем телом, будто исполняя странный танец — сначала медленно, а потом быстрее и быстрее. В ее движениях было что-то змеиное, грациозное, завораживающее и опасное. Без слов, одним дыханием она напевала медленную, тягучую мелодию. Голос был нежен и чист, но от пения веяло такой невыносимой жутью, что Вадим изо всех сил вжался спиной в сырые холодные камни и попытался ущипнуть себя — может, проснусь? Не получилось…

Наконец девушка остановилась.

— Нам-гет! Аддаа-ло Нам-гет… Хаддан! — звонко выкрикнула она.

Откуда-то сверху появилась черная птица размером чуть больше голубя и закружилась, хлопая крыльями. Девушка совсем не испугалась, напротив — протянула руку, и птица тут же уселась ей на запястье, вцепившись когтями в черную ткань платья. Девушка склонилась к ней и принялась что-то тихо-тихо нашептывать, время от времени указывая глазами на Вадима. И птица тоже косила на него умным черным глазом с ярким оранжевым ободком вокруг радужки — так, мол, все поняла.

Девушка выпрямилась и подошла к Вадиму. Она стояла над ним, связанным и беспомощным, и в лице ее было то же выражение, что и у идола у нее за спиной.

— Помни, сын земли, что день гнева близок, и нет за тебя ходатаев в мире мертвых, — заговорила она страшным, низким и хриплым голосом, исходящим, казалось, откуда-то из-под земли. — Смерть твоя уже у порога, а душа пуста и темна. Нет тебе прощения, ибо безумен тот, кто строит дом на песке, а счастье — на крови ближнего, которого предал. Будь же ты проклят, когда ложишься и когда встаешь, проклят будь твой хлеб и вода, дни твои и ночи. Пусть все, что хотел ты забыть, отныне и вечно будет с тобой!

Девушка осторожно взяла птицу обеими руками — и бросила Вадиму прямо в лицо. Он зажмурился, попытался закричать от ужаса и отвращения, но не смог. Из горла вырывался только хрип, как будто и голоса у него больше не было.

Костер погас, все исчезло. Последнее, что разглядел Вадим, — как лицо статуи мгновенно изменилось. Вместо красавицы на него теперь смотрела уродливая, злобная старуха. Морщинистые щеки, крючковатый нос навис над верхней губой, маленькие глазки-щелочки… Прямо Баба-Яга из детской сказки. Но самое ужасное — она улыбалась! В этой улыбке Вадим увидел вечную мудрость и какое-то мрачное, безжалостное злорадство.

Вадим очнулся за столом в своем кабинете. Так же светило солнце, и если не врут хваленые «Ролексы», времени прошло совсем немного. Девушки рядом с ним больше не было.

Дико болела голова, перед глазами плыли красные круги, но в общем состояние было более-менее терпимым.

«Что это было? — подумал Вадим. — Точно пора с пьянками завязывать. Кому сказать — здоровенный мужик в обморок грохнулся. Как говорят в народе, «песец подкрался незаметно». Надо бы к врачу сходить, что ли. Инфаркты с инсультами ведь того… помолодели в последнее время».

Вадим попробовал встать. Ноги были как ватные, но все же слушались.

Он подошел к окну, хотел открыть его — и обомлел. Из подъезда как раз выходила сегодняшняя посетительница. Быстрой походкой она подошла к темнозеленому джипу, открыла дверцу с водительской стороны и ловко, привычно села за руль. Машина мигнула фарами, аккуратно лавируя между другими припаркованными автомобилями, выехала со двора и скрылась из виду.

«Та-ак. Очень интересно. Если может позволить себе такую машину, то, спрашивается, на хрена козе баян, а ей работа? Наверняка есть папик богатенький или хахаль крутой. Хотя нет, скорее второе. Такая и покойника на грех наведет. И все-таки зачем она приходила? Что ей было нужно? Может, подосланная? А зачем? Да еще этот обморок… Отравить она меня не могла, это точно. А может, она того… Как это сейчас называется? Экстрасенс, ведьма, колдунья, что там еще…» — тут Вадиму стало стыдно от собственных мыслей и одновременно так страшно, как никогда в жизни. Хотелось срочно придумать какое-нибудь простое, логическое объяснение произошедшему и как можно скорее забыть его навсегда. Он осторожно добрел до своего кресла и сел, откинувшись на спинку.