Обычный день

– Из этих ружей никого не убьешь!

– Как я рада это слышать, Джимми! Знаешь, я волновалась. Но почему из этих ружей нельзя никого убить?

– О, все знают правила. Никто не хочет пострадать.

– Я не хочу, чтобы ты пострадал, Джимми. Я уверена, мой муж очень осторожен и знает правила.

– Конечно, он осторожен. Ему бы не дали ружье, если бы он не был осторожен.

– Тебе нужен пистолет, Джимми? Я куплю тебе, если хочешь.

– Спасибо большое… Ну и ну… (слишком рано, он удивился) но, нет, конечно, так нельзя, это слишком дорого, и моя мама…

– Посмотрим. Но я уверена, он тебе понадобится.

– Я спрошу у мамы.

– Смотри, не поранься, Джимми. Хотя, конечно, мой муж очень осторожен. Даже не описать, как он осторожен.

Вот, все началось и дальше пойдет само собой. Джимми знал, она была уверена, и сочувствовал, и он поможет; она не сомневалась, потому что его она рисовала очень хорошо. На следующий день после разговора с Джимми, когда Дэниел вернулся домой, она рисовала у себя, в своей комнате.

– Снова рисуешь, дорогая? И опять при электрическом свете?

– От солнца болят глаза, Дэниел.

– Сходи к окулисту. О глазах нужно заботиться.

– Спасибо, Дэниел.

– Не благодари меня, дорогая, я всего лишь даю тебе деньги.

История, которую мы рассказывали

Это история, которую мы с Ю рассказывали, и не раз, в ночной тишине, в особенные часы безмолвия, дожидаясь лунного света, который медленно приближался, все ближе и ближе; мы рассказывали эту историю шепотом…

Ю всегда просила меня начинать. Лунный свет плясал в ее волосах, она качала головой и говорила: ты начинаешь. «Помнишь, – говорила она. – В этом самом доме. В ту ночь. Помнишь? И картину, и лунный свет, и как мы смеялись».

Мы сидели в изножье кровати, как раньше, когда студентками делили комнату, разговаривали и смеялись, несмотря на горе, заполнившее огромный дом Ю. Всего месяц прошел с похорон ее мужа, и вот мы снова вместе, только она и я, и этого было достаточно, чтобы Ю улыбалась, хоть иногда, и даже смеялась. Мне хватило ума сделать вид, будто я не заметила, как Ю закрыла комнаты, которые она делила с мужем, и переехала в другое крыло старого дома. Ее маленькая спальня мне понравилась: тихая и пустая; в ней не нашлось места для книг, а стены украшала только одна картина.

– На ней изображен наш дом… – сказала Ю. – Видишь, вот здесь уголок окна этой самой комнаты. Дом нарисовали до того, как дедушка все перестроил, вот почему нового крыла нет.

– Какой красивый старый дом, – отозвалась я. – Мне почти жаль, что твой дед так сильно его изменил.

– Водопровод, – пояснила Ю. – С водопроводом все по-другому.

– Конечно, – кивнула я, – хорошо, что ты снова открыла старое крыло. Должно быть, во времена дедушки здесь было замечательно.

И мы посмотрели на изображение старого дома – темный силуэт на светлом небе, рассмотрели окна этой самой комнаты, поблескивающие сквозь деревья, и извилистую дорогу, ведущую через ворота вниз, до самого края картины.

– Хорошо, что дом за стеклом, – хихикнула я. – Если на этом холме начнется оползень, все окажется прямо у нас на коленях.

– В моей постели, ты хочешь сказать, – заметила Ю. – Не знаю, смогу ли я спать со старым домом над головой.

– Наверное, твой дедушка тоже до сих пор там, – предположила я. – Бродит в ночном колпаке по старому сараю со свечой в руке.

– Придумывает новые улучшения.

Ю спряталась под одеялом с головой.

– Боже, спаси нас от реформаторов, – вздохнула я и пошла в свою комнату, закрыла тяжелые шторы, чтобы не мешал лунный свет, и легла спать.

А на следующее утро Ю пропала.

Я проснулась поздно, поела внизу – завтрак накрыл первый помощник лакея или как там называлась его должность (даже Ю, прожив четыре года в доме с дворецким и целым штатом слуг, так и не поняла, кого можно послать за чаем; в конце концов она сдалась и перешла на херес, который могла наливать себе из графина на буфете) и устроилась почитать, полагая, что Ю будет спать допоздна и спустится, когда того пожелает.

Однако в час дня мне показалось уже довольно поздно, и, когда слуги один за другим принялись объявлять о приближающемся обеде, я отправилась к Ю.

В комнате ее не было. В кровати определенно кто-то провел ночь, но ни один из армии слуг даже и не предполагал, где находится хозяйка. Более того, никто не видел и не слышал о ней с тех пор, как я ушла из ее спальни накануне вечером; все думали, как и я, что она заспалась.

К вечеру я решила позвонить Джону, адвокату семьи Ю, жившему в соседнем поместье и близкому другу мужа Ю. Джон всегда был готов дать ей добрый совет. К вечеру он решил позвонить в полицию.

Прошло несколько дней, ничего не было слышно ни от Ю, ни о ней, и полиция изменила свою мнение: теперь они предполагали, что произошло не похищение, а самоубийство. Как-то ближе к вечеру пришел адвокат и предложил мне закрыть дом.

– Не хочу об этом говорить, Кэтрин, но… – Джон покачал головой. – Боюсь, она мертва.