Обычный день

– Вместо того, чтобы подняться наверх и застелить кровати, мне все чаще хочется сесть на кухне и пожелать, чтобы они застелились сами. И это нехорошо. – Малли покачала головой. – Мне надо пожить в одиночестве и представить себя молодой.

– Ты можешь сделать себя моложе? – очень быстро спросила мама.

А Малли засмеялась и ответила:

– Только мысленно, миссис Ливингстон. Вы не были бы счастливы, стань вы моложе, чем есть. Только не с двумя взрослыми детьми. К тому же, вас еще много чего ожидает.

Малли добавила, что уедет через неделю, а потом Дотти, которая, как я уже говорил, стала у нас самая вежливая, предложила:

– Послушай, братец, может, тебе попросить у Малли что-нибудь для твоей футбольной команды, прежде чем она уедет?

– Я играю в бейсбол, – напомнил я.

– Попроси ее наколдовать вам удачу, чтоб вы всегда выигрывали.

Глупая идея. Только девчонке такое в голову придет.

– Послушай, – сказал я Дотти очень медленно и ясно, чтобы она поняла, – нам, питчерам, магия не нужна.

Малли подмигнула мне и дернула меня за волосы.

– Мальчишкам вообще не нужна магия, – заявила она. – Она износится на их жестких шкурах.

Ну, Малли и уехала на следующей неделе, а потом снова началась школа, и закончилось лето. Вскоре мы вроде как перестали говорить о Малли, потому что так много всего у нас произошло. Я иногда думал о ней во время бейсбольного сезона или когда ел вишневый пирог, который уже не получался таким вкусным, и время от времени мама говорила, как сильно скучает по Малли и ее улыбкам. А когда Дотти собирала вещи, чтобы уехать в колледж, она достала голубое платье с одуванчиками и примерила его еще раз, прежде чем положить в чемодан.

– Мое любимое платье, – мечтательно произнесла она. – Я надела его на весенний бал с тем парнем, помнишь его? – Мама кивнула.

– Знаешь, – медленно сказала мама, глядя на Дотти, – это платье сейчас такое же свежее, каким было, когда его прислали. Я не верю, что оно когда-нибудь износится.

– Волшебство, – кивнула Дотти. – Я надевала его на весенний бал, и на танцы в загородном клубе прошлым летом, а потом на выпускной бал, и еще много раз.

– Помнишь ужин с дядей Ральфом и тетей Гертрудой? – спросил я. – Помнишь гравий?

– И мою шляпу! – сказала мама.

И мы засмеялись.

– Я никогда не забуду Дотти, закутанную в занавески, – хихикнула я.

– А я – твое лицо, когда ты увидел платье, – усмехнулась Дотти. – Все спрашивают, где я его взяла.

– Пусть Малли останется нашей семейной тайной, – решила мама. – Представь, что ты пытаешься сказать людям, что твое платье, и ужин, и дом, и работа, и…

– Дотти теперь умеет готовить, – напомнил я.

– И команда Джерри выигрывает, – сказала Дотти.

– Это мы сами! – вставил я, а мама быстро продолжила: – В любом случае, представь, что пытаешься сказать кому-то, что все это волшебство.

– Не знаю, что там было волшебного на самом деле, – сказал я, – но готовила она потрясающе.

Мы с мамой проводили Дотти в колледж, посадили ее в поезд. Мама немного поплакала, и даже мне было странно без Дотти. Потом все пошло своим чередом, Дотти вернулась домой на Рождество, и они с мамой достали голубое платье, чтобы Дотти могла надеть его на какую-нибудь модную вечеринку. Я огорчился, когда они сняли одуванчики; желтые пуговицы напомнили мне о Малли.

Весной мама сделала всем большой сюрприз – снова вышла замуж. Дотти специально приехала домой из колледжа, и началась кутерьма. Наконец, утром того дня, когда мама выходила замуж, пришло кое-что от Малли. Мама была уже одета и готова к свадьбе, и мы с Дотти сидели с ней вместе, вроде как собрались на последний семейный разговор, когда кто-то принес посылку. Мы все сразу догадались, от кого она. Мама достала открытку и прочитала: «С любовью от Малли». Потом посмотрела на нас с Дотти и сказала:

– Сколько времени прошло, а она нас помнит!

– Я так и знал, что она вспомнит, – заявил я.

– Я тоже, – кивнула Дотти, и я даже удивился.

Внутри упаковки оказалось зеркало в раме с голубыми цветами и забавными старомодными амурами по углам. Маме зеркало очень понравилось, и она поставила его на комод. А когда посмотрелась в него, то почему-то удивилась, а потом улыбнулась и стала поправлять прическу. Она позвала Дотти, и Дотти тоже посмотрела в зеркало, и тоже заулыбалась и стала так и сяк укладывать локоны. Они смеялись и дурачились перед зеркалом, а я сидел рядом и нервничал, потому что мне скоро надо было идти с мамой к алтарю, и я даже не сомневался, что споткнусь.

Наконец их позвали, и мама с Дотти ушли, взволнованные и красивые. А я прокрался к зеркалу и посмотрел на себя. Забавно: я выглядел по-другому. Мое лицо было тоньше и не отсвечивало розовым, как у «здоровых мальчиков», как меня все называли. А за зеркалом выросла тень, из-за которой казалось, будто у меня усы, как у питчера высшей лиги, или как у путешественника. В зеркале я показался себе совсем взрослым, и поскорее пошел вниз, потому что все было готово к свадьбе.